Онлайн книга «Малабарские вдовы»
|
–Зейд мне очень помог. А как тебя зовут, душечка? У тебя здесь родители работают? Детская прислуга была в городе привычной реальностью, но Первин всегда тревожилась за тех, кого привозили из деревень в одиночестве и отдавали на работу в большие дома. –Меня зовут Фатима. Наш папа здесь дурван, его зовут Мохсен. А наша мама, да сохранит ее Аллах, ушла в рай, когда мы родились. Она нас не выдержала. –Мне очень жаль.– Первин хотела добавить что-то еще, но юная барышня ее прервала: –Подождите, пожалуйста, здесь, мемсагиб. Я схожу за ними. Фатима поспешила вверх по лестнице, Первин же оглядела приемную, которая оказалась примерно того же размера, что и вестибюль, где она беседовала с мистером Мукри. Вот только отделана она была иначе: на полу – старые плиты серого и белого мрамора, тут и там покрытые изысканными агрскими коврами. Розы, стоявшие в вазе на столе посередине, источали дивный аромат. Заметив в западной стене проход, Первин сделала несколько шагов и оказалась в квадратной комнатке метра в два шириной, главным украшением которой была полутораметровая ниша, отделанная изразцовой мозаикой. Сотни крошечных плиток складывались в изображения цветов и витых арабесок всевозможных оттенков синего и сиреневого с добавлением желтого. Первин ощутила в этом некую древнюю изысканную культуру, которая почему-то показалась ей знакомой. До того как в середине XVII века Персию завоевали арабы, там правили зороастрийцы – в этих изящных цветочных мотивах чувствовалась их общая эстетика. Услышав тихий шелест, Первин стремительно обернулась. –Вы хотите помолиться?– На нее с любопытством смотрела худенькая девочка лет двенадцати. Шальвар-камиз был ей не по росту, но изготовлен из шелка с вышивкой – стало ясно, что это не прислуга. –Амина!– К девочке подбежала миниатюрная женщина с роскошными черными волосами, собранными в высокий узел.– Не говори такого. Эта дама не мусульманка. Первин смутилась, что ее поймали на самовольном разглядывании. Она быстро поприветствовала даму адабом: утой оказались красивые глаза с длинными ресницами и непредставимо-белая кожа, свидетельствующая о жизни взаперти. Дама была примерно ровесницей Первин, на ней было просторное черное сари, которое явно задумывалось как траурное, но, будучи шифоновым, производило впечатление элегантности. Первин, смущенно вспыхнув, произнесла: –Я не знала, что это святилище. Простите меня. –Извиняться не за что,– куда более любезным тоном произнесла дама.– Михраб [35] для нас – самое священное место. Вы – мисс Мистри, верно? А я Сакина. После вежливого ответа Первин стало не так неловко. –Адаб, Сакина-бегум. Меня зовут Первин. Хочу принести запоздалые соболезнования в связи со смертью вашего мужа. Отец сказал мне, что он был необычайно достойным человеком, проявлявшим ко всем неизменную доброту. Сакина сдержанно кивнула. –Благодарю за соболезнования, и они отнюдь не запоздалые: мы всё еще в трауре.– Пока она говорила, в комнату вошли еще две дамы в черном, их расшитые бисером туфельки слегка постукивали по мрамору.– Позвольте представить вам Разию и Мумтаз. Мы готовы выполнить любое ваше распоряжение. Первин еще раз повторила адаб, дамы сделали то же самое. Высокая стройная женщина с седыми прядями в черных волосах, собранных в тугой пучок, явно была Разией. Судя по документам, ей было тридцать лет, Первин же показалось, что она выглядит немного старше: от носа к губам протянулись глубокие морщины. У Мумтаз, третьей жены, кожа была довольно смуглой, что естественно для человека, не прожившего всю жизнь затворником. Она оказалась далеко не такой красавицей, как ожидала Первин: волосы заплетены в неопрятную косу, лицо отекшее, усталое. А еще от других ее отличало платье. На всех троих были свободные черные сари. Но если у Сакины оно было из легкого шифона, а у Разии – из тонкой чесучи, то на Мумтаз будто надели мешок из дешевой черной хлопчатой ткани – такое скорее станет носить бедная женщина, чем богатая. –Благодарю вас за визит. Я – Разия, мать Амины, которая поприветствовала вас первой.– Голос у старшей жены был ниже, чем у Сакины, в нем чувствовалась располагающая внушительность.– Она очень ждала вашего появления еще со вчерашнего вечера, когда нам сообщил об этом Мукри-сагиб. Тут Первин отвлек топоток маленьких ножек. Через несколько секунд в комнату вбежали две маленькие девочки в белых отделанных кружевом платьицах. –Время заниматься музыкой с Мумтаз-халой [36]!– пропела старшая. На вид ей было лет шесть: наверняка старшая дочь Сакины. –Насрин, ты прервала Первин-биби [37], нашу гостью,– заметила Сакина, погладив Насрин по голове.– И Мумтаз-хала не сможет сегодня заняться с тобой и Ширин музыкой. У нее дела. Пятилетняя Ширин подпрыгивала на одном месте. –А кто наша гостья? Она откуда? –Девочки, вам не место внизу. Тут взрослые разговаривают. Ступайте к айе.– В голосе Разии слышался упрек. Первин поняла, что вдов нервирует ее присутствие и то же чувство передается детям. А это ни к чему. Она улыбнулась девочкам и сказала: –А можно мне с ними поздороваться? Судья может спросить, видела ли я детей, в добром ли они здравии и настроении. –Хорошо,– кивнула Разия.– Повезло вам, девочки, что представилась такая возможность. Первин присела на корточки, чтобы заглянуть девочкам в глаза. –Я Первин; можете, если хотите, звать меня тетей или халой. Я живу в парсийской колонии Дадар и работаю вместе со своим папой в районе, который называется Форт. Мы юристы: помогаем людям сохранить то, что им принадлежит. Мы пообещали вашему папе, что будем заботиться о вашей семье, чтобы все у вас было хорошо. Когда Первин произнесла слово «папа», Амина прянула вперед и опустила ладони девочкам на головки, будто защищая их. –Не говорите так. –Прости…– Первин встревожилась. –О них абба [38] заботится,– с укором произнесла Амина.– С небес. И парсы, и мусульмане верят в существование рая и ада. В этом их главное отличие от индуистов, верящих в инкарнацию. –Вы, наверное, очень по нему скучаете. Амина кивнула. –Я скучаю. Он со мной каждый день разговаривал, даже когда болел. Ширин и Насрин не так хорошо его помнят, потому что не ходили к нему, когда он был болен. |