Книга Браки совершаются на небесах, страница 11 – Дарья Волкова

Но она собирается на встречу с мужчиной. С очень привлекательным мужчиной, между прочим. Кристина достаточно успела пообщаться с мужчинами-моделями, по которым вздыхают миллионы женщин, чтобы заработать себе иммунитет к мужской красоте. По большей части красивые мужчины — нарциссы и павлины. И истерички. Правда, вряд ли эти слова можно применить к Марку Леви. Крис наклонила голову, наблюдая, как ее отражение делает то же самое. А если они снова будут говорить с Вероникой? Нет, ради девочки стоит постараться! Ведь она так любит всякие моды.

И Кристина решительно потянула в сторону дверцу шкафа.

* * *

В ее сторону сворачивали голову все мужчины в кофейне. А ведь казалось бы, в одежде — ничего особенного. Широкие белые льняные брюки, черный льняной жилет на голое тело, небрежная россыпь светлых волос и огромные очки. А все вместе — сногсшибательный вау-эффект. Потому что это Кристина Кузьменко.

— Встречаться с тобой в публичном месте — то еще испытание.

— Я уверена, что эта задача по плечу человеку, который регулярно поднимает в воздух и сажает на землю многотонные самолеты, — Кристина подняла на лоб очки, устраиваясь за столиком. — Ну, рассказывай.

— Что? — Марк все-таки чувствовал себя неуверенно. Он, кажется, никогда до этого не чувствовал себя неуверенно в присутствии женщины. Вот, приплыли. С другой стороны, с топ-моделями он тоже никогда раньше не встречался.

— Про Веронику, конечно! Как у нее дела?

— У нее все хорошо, — Марк поблагодарил кивком официанта за принесенный кофе. Он помнил, что Кристина пьет американо. — Она очень воодушевлена твоим… нашим последним звонком.

— А ты? — Кристина не торопилась пить кофе. — Ты воодушевлен?

Чувство неуверенности никуда не девалось, и Марку это дико не нравилось. Но ради Вероники…

— Я очень тебе благодарен, Кристина, за все, что ты сделала для Вероники.

— Я тебе не верю.

— Почему?!

— У тебя такой вид, будто тебе сейчас удаляют зуб без наркоза, — Кристина откинулась на стуле и скрестила руки на груди. Марк некстати вдруг подумал, что для топ-модели у нее там, в вырезе надетого на голое тело жилета более чем… Так, в лицо ей смотри! — Давай определимся, Марк Леви, который как писатель, только не писатель. Так случилось, что я являюсь объектом симпатии твоей дочери. В ее возрасте нормально заводить себе кумиров. Я в двенадцать бредила Майклом Джексоном и мечтала попасть в его поместье.

— Попала?

— Угу. В двадцать пять — совсем не то, — пожала плечами Крис. — Но ты не переводи разговор. Если ты хочешь, чтобы мечта Вероники сбылась здесь и сейчас — а детские мечты уже если должны сбываться — то именно там, в детстве — тогда ты принимаешь мое присутствие в жизни дочери стоически. И прекращаешь свою бесячую рефлексию. И позволяешь мне общаться с Вероникой. А если нет — то мы допиваем кофе и расходимся.

Марк опешил от такого ультиматума. Но этот ультиматум его почему-то совершенно не… не задел, не оскорбил. А даже вызвал какое-то чувство… Теплое. И близкое к восхищению.

— А ты… ты готова тратить время на мою дочь, Кристина?

Она лишь фыркнула, закатила глаза и, наконец, пригубила кофе. И тут их уединение нарушили. К столику подошла девочка лет четырнадцати или пятнадцати.

— Простите, пожалуйста, — она явно волновалась. — Вы ведь Кристина Кузьменко?

— Да.

— Можно автограф? — Кристине протянули розовый блокнотик. Девушка взяла протянутую ручку.

— Как тебя зовут?

— Лера.

Кристина размашисто расписалась в блокноте.

— И вот на втором листочке, если можно. Это для моей подруги Маши.

Крис терпеливо подписала и второй листочек, а потом коснулась пальцами локтя девочки и кивком головы указала на Марка.

— Ты знаешь, кто это?

На Марка уставилась пара любопытных блестящих темных глаз. В них промелькнуло восхищение. Нет, только не пятнадцатилетние, пожалуйста!

— Не знаю, — девочка медленно покачала головой.

— Это Марк Леви.

Девочка озадаченно нахмурилась, а потом вдруг выдохнула:

— Писатель?!

На образование дочери родители времени не жалели, молодцы.

Марк вздохнул и покачал головой.

— Вы не Марк Леви?! — разочарование девчушки было почти осязаемым.

— Я Марк Леви. Но не писатель. Однофамилец.

Кристина, сидящая напротив, с подчеркнуто невозмутимым видом пила кофе и, качая ногой, откровенно наслаждалась происходящим. Девочка пробормотала извинения Марку и благодарность Кристине и поспешно вернулась за свой столик.

Марк некоторое время наблюдал за мерным качающимся движением узкой ступни в переплетении черных ремешков сандалии. Потом поднял взгляд к лицу девушки.

— А ты полна сюрпризов, Кристина Кузьменко.

— Да где уж мне, — она пожала точеными плечами. — Я вся как на ладони.

Ну да, ну да…

Марк еще какое-то время наблюдал, как она пьет кофе. Маленькими глотками. Она изящна в каждом движении. Выверено изящна. Но наверняка делает это неосознанно. Девушка просто привыкла к тому, что на нее постоянно смотрят.

И он смотрит. Даже не смотрит — любуется.

Наконец маленькая белая чашка вместе с блюдцем поставлена на стол.

— Ты хочешь еще кофе?

— Нет.

Марк встал и протянул Кристине руку.

— Тогда поехали?

— Куда? — спросила она с легким, снисходительным любопытством.

— К Веронике.

Вот чего он совершенно не ожидал — так это того, как легко и пружинисто она встанет. И порывисто и крепко обнимет его.

Рука сама собой легла прямо на полоску женской спины между жилетом и брюками. А грудь у нее и в самом деле….

— Спасибо, Марк!

Так. Это объект обожания твоей дочери, Марк Леви! И у него не может быть груди! И руку со спины убрал быстро!

— Тебе спасибо, — неловко отозвался Марк и отступил на шаг. — Пойдем? Я на машине.

* * *

Кристина, кажется, совершенно не расстроилась, что на дорогу им придется потратить более часа — интернат «Бухта доброты» находился за пределом второго кольца, в экологически чистой зеленой зоне. Девушка с невозмутимым видом устроилась на переднем пассажирском сиденье и щелкнула ремнем безопасности, никак не прокомментировав машину Марка. А это «ауди», между прочим, два года, новая из салона! Впрочем, Кристина Кузьменко наверняка видела в своей жизни, да и ездила — на гораздо более шикарных машинах.

В автомобиле, пока они выбирались из цепких лап столицы, не было тягостного молчания, чего Марк опасался. Он не считал себя разговорчивым человеком — по крайней мере, с малознакомыми людьми. Но молчать в компании человека, который так много значит для его дочери, Марк считал неправильным, невежливым. А молчать не пришлось.