Книга Мужчина из моего прошлого, страница 95 – Инна Инфинити

— Сонечка, — Лариса Аркадьевна поднимается с места и обнимает дочь. — Сто лет не виделись.

— А зачем ты пришла? — не очень дружелюбно спрашивает. — И почему без предварительного звонка?

— Если честно, не думала, что тебя не будет дома. Но хорошо, что здесь оказался хотя бы Дмитрий. Мы вот чай пьём.

Взор Сони тут же опускается на наши кружки с уже остывшим чаем. Ни я, ни Лариса Аркадьевна к ним не притронулись.

Белоснежка проходит ко мне и садится на соседний стул. Берет меня под руку. Демонстративно.

— Раз уж ты тут, то тогда мы с Димой с радостью тебе объявляем, что мы снова вместе.

— Я уже поняла, — натянуто улыбается. — Поздравляю вас. Желаю, чтобы теперь у вас все сложилось и вы были счастливы.

Уровень лицемерия на этой кухне зашкаливает.

— Спасибо, мама. Я рада, что ты наконец-то приняла нашу с Димой любовь.

— Она у вас проверена временем и обстоятельствами. Будьте счастливы, дети.

Какой-то сюр. Но, кажется, Лариса Аркадьевна и правда больше не намерена высказывать дочери свое честное мнение на мой счет. И на том спасибо.

— И раз уж ты пришла в гости, то сразу скажу, что мы с Димой решили не отдавать Влада в твою школу.

— Почему? — удивляется.

— Мы с Владом переедем жить к Диме, возить ребенка в твою школу слишком далеко. Влад пойдет в школу возле дома Димы.

Мне хочется закатить глаза. Я еще не узнал номер той школы, а Соня еще не прочитала про нее мамские форумы, но зачем-то уже спешит сделать объявление своей родительнице. Такое ощущение, что назло. Вот этого я не одобряю. Я не хочу, чтобы Соня как-то мстила матери и делала ей что-то назло.

— Понятно… — задумчиво тянет Лариса Аркадьевна. — И где же вы теперь будете жить? Территориально.

— У Димы дом в ближайшем Подмосковье по южному направлению.

— Двадцать километров от МКАД, — поясняю.

— А, понятно, — кивает. — Ну что же, свой дом — это хорошо. А Влад уже знает правду?

— Да, — отвечает Соня.

— А где он сейчас?

— У Игоря. Влад для себя решил, что у него теперь два папы.

Лариса Аркадьевна снова кивает.

— Ну правильно.

Говорить больше особо не о чем, и это чувствуется. Повисает молчание, Лариса Аркадьевна делает глоток холодного крепкого чая. Она не вытащила из кружки пакетик.

— Ну что же, я рада, что у вас все разрешилось, — поднимается на ноги. Мы встаём следом. — Соня, что с твоим поступлением? — спрашивает, будто опомнившись.

— Все нормально, пришли результаты ЕГЭ. На следующей неделе вузы начнут приём документов.

— Ну хорошо, держи меня в курсе. Я очень переживаю за твоё образование.

— Не переживай, мам, я поступлю и отучусь.

Мы провожаем Ларису Аркадьевну в прихожую. Соня напоследок обнимает ее, и только когда входная дверь закрывается, мы облегченно выдыхаем.

— Что она тебе говорила? — Белоснежка сразу на меня налетает.

— Ничего.

— Дима, — Соня подходит вплотную. — Что она говорила? Что ты сломал мне жизнь? Что я достойна большего? Что ты мне не подходишь? Это?

— Ну хватит, — притягиваю Соню за талию. — Она больше не будет к нам лезть.

— Дима, я хочу, чтобы ты знал, что это все не так. Ты не ломал мне жизнь. Наоборот, с тобой я прожила самые счастливые мгновения своей жизни. И наш сын — это лучшее, что могло со мной случиться…

Прерываю ее пламенную речь поцелуем. Сминаю губы, ласкаю их, нахожу язык и переплетаю со своим. Мне нет никакого дела до матери Сони. Больше она не посмеет лезть в наши отношения.

— Дима, я люблю тебя, — произносит мне в губы, когда мы прерываем поцелуй и соприкасаемся лбами.

— И я люблю тебя, — отвечаю. — Мы сильнее их всех.

Соня прижимается ко мне, крепко обнимает за шею. Неужели к нам и правда больше никто не будет лезть? Даже не верится.

— Дима, я хочу тебе кое-что вручить.

— Что?

Соня отстраняется, берет меня за руку и ведет в спальню. Там выдвигает нижний ящик комода и достаёт из него большую деревянную шкатулку.

— Вот, это тебе.

С небольшим удивлением беру в руки.

— Что там?

— Письма.

— Письма? — переспрашиваю.

Кивает.

— Когда я лежала в больнице, я каждый день писала тебе письма.

Поражённый, я открываю шкатулку и вижу огромную пачку белых конвертов. На каждом из них написано: «Диме».

— Я хочу, чтобы ты их прочитал. Они все для тебя.

Опускаюсь на кровать, все еще недоуменно разглядывая ворох белых конвертов. Их очень много. Соня садится рядом. Беру самый первый конверт, открываю и достаю листок бумаги, исписанный аккуратным почерком Сони. Я узнаю его.

«Мой дорогой и любимый Дима!

Психолог в больнице посоветовал писать тебе письма. Сначала я удивилась и даже посчитала это глупым, а сейчас понимаю, что это моя единственная радость здесь. Так у меня появляется ощущение, что ты рядом, что я разговариваю с тобой, как с живым.

Ах, Дима! Если бы можно было повернуть время вспять! Если бы можно было вернуться в тот парк, где мы расстались! Я бы никогда, ни за что с тобой не рассталась. Я не могу простить себе это. Я не могу перестать винить себя в твоей смерти. Это я во всем виновата, я!

Дима, я так люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. Мне не хочется без тебя жить, мне не хочется открывать глаза по утрам. Только наш ребенок заставляет меня делать это. Только ради него я все еще дышу.

У нас будет малыш. У нас будет наша маленькая копия. Я еще не знаю, мальчик или девочка. Но мне бы очень хотелось, чтобы малыш был похож на тебя. Я делаю все от меня зависящее, прилагаю все усилия, чтобы не потерять нашего малыша. Потому что иначе я окончательно лишусь смысла жизни.

Как бы я хотела, чтобы ты был со мной рядом в эти минуты, гладил мой животик. Он уже немножко выпирает. Я знаю, что ты тоже был бы рад ребенку. Мы бы были семьей: ты, я и наш малыш.

Прости меня, Дима. Я очень сильно люблю тебя.

Твоя Белоснежка»

Откладываю первое письмо в сторону и поднимаю взгляд на Соню. Из легких будто весь воздух выбили.

— Почему ты винила себя в моей якобы смерти? — хрипло спрашиваю.

— Потому что если бы я сразу согласилась выйти за тебя замуж, то ничего бы этого не случилось, — грустно улыбается. В глазах выступают слезы.

— Соня, ты ни в чем не виновата, — сжимаю ее ладонь. — Ты не должна ни в чем себя винить.