Книга Грех и чувствительность, страница 29 – Сюзанна Энок

Однако, подняв глаза, она пришла в ужас. Перед ней стоял Стивен Кобб-Хардинг, голубые глаза, которого шарили по декольте ее платья. Элинор с трудом подавила инстинктивное желание прикрыть грудь и убежать.

Он медленно поднял глаза и взглянул ей в лицо.

— Добрый вечер, Элинор. Могу я рассчитывать на танец?

Вопрос звучал настолько абсурдно, что она не сразу смогла ответить.

— Моя карточка заполнена, — сказала она, отступая на шаг и пытаясь обойти его.

Он снова преградил ей путь.

— Уж наверняка у вас остался какой-нибудь танец для будущего мужа?

— Вы последний мужчина в Лондоне — нет, во всем мире, — за которого я вышла бы замуж, — ответила она. — Считайте, что вам крупно повезло, что я не сообщила на Боу-стрит, чтобы вас арестовали.

— Ну и почему же вы этого не сделали? Наверное, потому, что вам пришлось бы признаться, что вы были со мной на маскараде у Белмонта? А потом мне пришлось бы сказать, что вы слишком много выпили и удалились со мной в укромное местечко.

Она побледнела.

— Вы не осмелитесь.

— Вы так думаете? Да я могу даже описать крошечную веснушку вот на этом месте… — Он указал на ее левую грудь.

У Элинор перехватило дыхание. Еще никто никогда не поступал с ней так подло. Но она была Гриффин, а Гриффины не отступают ни перед кем.

— И вы думаете, что это заставит меня выйти за вас замуж? — спросила она, сожалея, что он выбрал такое многолюдное место для этого разговора, и в то же время радуясь тому, что он это сделал.

Он усмехнулся.

— Нет, не думаю. Но мне и не нужно убеждать тебя, не так ли? — Он бросил взгляд через ее плечо.

Мельбурн. Он придет в ярость и страшно разочаруется в ней. Этого она не могла допустить. И в горячности перешла на ты.

— Если ты расскажешь кому-нибудь о том, что произошло, я постараюсь сделать так, чтобы все узнали, какое ты животное и как мерзко себя вел.

— Дорогая моя, я спрашивал у вас, хотите ли вы поехать со мной к Белмонту, и вы согласились. Я вас туда не тащил насильно. Это вы, одевшись, как актриса, пытались соблазнить меня — несомненно, для того, чтобы досадить своему брату. Если я решил воспользоваться вашим безнравственным поведением, то это мое право. — Он подошел еще ближе. — Зачем же упускать удобный случай?

— А что, если я не упущу случая влепить пулю вам между глаз? — раздался рядом низкий голос Деверилла. Он встал рядом с ней достаточно близко, чтобы его пальцы прикоснулись к ее пальцам. — Это уже будет мое право.

Кобб-Хардинг покачал головой, отступив на шаг.

— Я пришел сюда не затем, чтобы драться с вами. Я здесь для того, чтобы обсудить кое-что с герцогом Мельбурном.

— В таком случае незачем угрожать леди Элинор, как незачем было пытаться сегодня днем задавить меня.

Элинор перевела взгляд на Деверилла.

— Что он сделал?

— Оторвал рукав моего сюртука. Так что для вас, Стивен, главный вопрос заключается не в том, хотите ли вы поговорить с Мельбурном, а в том, не желаете ли встретиться со мной на рассвете где-нибудь в укромном местечке.

Наглой самоуверенности у Кобб-Хардинга явно поубавилось.

— У вас нет никаких доказательств.

— Мне они не нужны. В обоих случаях я при этом присутствовал лично. У меня хорошее зрение и память пока не подводила. А теперь быстро покинь этот дом или выбирай место для нашей встречи на рассвете. Я уже приготовил пистолеты.

— Но это…

Маркиз подошел еще ближе.

— Если ты не уйдешь немедленно, я не буду ставить тебя в затруднительное положение или устраивать скандал. Я просто убью тебя, Кобб-Хардинг. Однако выбор оставляю за тобой. Я добрый.

Стивен сжал губы, бросил сердитый взгляд на Элинор, потом, напряженно кивнув Девериллу, повернулся и направился к выходу из бального зала. Элинор проводила его взглядом и, наконец, выдохнула воздух, который держала в легких, казалось, целую вечность.

— Силы небесные!

— Извините, — сказал Деверилл и, взяв ее руку, поднес к губам. — Я не хотел вмешиваться, но Кобб-Хардинг, кажется, будит во мне все самое плохое. — Он приподнял бровь. — А может быть, самое хорошее?

— Не надо извиняться, — сказала она и отдернула руку, почувствовав, что дрожит. — Спасибо.

— Это не ради вас, леди Элинор. Он испортил мой сюртук. А я любил его больше, чем люблю большинство людей. — Маркиз предложил ей руку и, наклонив голову, заметил: — Вы прокусили губу. Облизните ее, прежде чем кто-нибудь увидит кровь.

Она облизнула губу и почувствовала привкус крови. — Я не ожидала, что он появится здесь.

— Я тоже не предполагал. Этот человек — трус в самом худшем смысле этого слова.

— И вы пригрозили убить его.

— Я чувствовал, что он не остановится. Сегодня, когда этот тип пытался раздавить меня, он старался скрыть свое лицо. Да и к вам не подошел в присутствии ваших братьев. Он все еще обдумывает способ заполучить то, что хочет. Надеюсь, что я дал ему шанс подумать над третьим возможным выходом.

— Что, правда, то, правда. — Она сделала глубокий вдох и расправила плечи. — Что вам удалось услышать из нашего разговора?

— Я понял, что он угрожал вам. Этого было достаточно.

Элинор, как ни странно, захотелось улыбнуться, несмотря на испорченный вечер.

— Он сказал, что хочет жениться на мне и что, если я не соглашусь, пойдет к Мельбурну и расскажет о моем скверном поведении.

Они перешли в комнату с закусками. Деверилл кивнул.

— Меня это не удивляет. Хотите пунша? Она с благодарностью взяла из его рук стакан.

— Я бы предпочла что-нибудь покрепче… Ой, что это я говорю?

— Леди Феррон упала бы в обморок, если бы увидела, что в ее доме кто-то пьет крепкие напитки. — С легкой улыбкой он вынул из кармана фляжку и сделал глоток.

Элинор оглянулась вокруг, отыскивая взглядом хозяйку, поборницу трезвости.

— Не надо! — воскликнула она. — Уберите это сейчас же!

— Только если пообещаете улыбнуться. Вы пробуждаете во мне очень странные чувства.

Ей нравилось смотреть на него и пытаться понять, что он думает на самом деле. Валентин часто удивлял ее.

— Возможно, мы хорошо воздействуем, друг на друга? — предположила она.

Он понизил голос.

— Если бы вы знали, насколько плохим мне хотелось бы быть по отношению к вам, Элинор, вы бы с криком убежали.

Силы небесные! По ее телу прокатилась жаркая волна.

— Насколько же плохим? — спросила она чуть дрогнувшим голосом.