Онлайн книга «Человек в чужой форме»
|
—Да уж,— сглотнув, признал он,— нам грех еще жаловаться. —А Кузнецову-то не показывал фото?— небрежно спросил сержант. Сергей пожал плечами: —Проку никакого. Он еще когда сказал, что не видел ее с тех пор, как стряслось с Павленко. —Тоже верно. Если он тогда наврал, то теперь тем более ничего не помешает. —Считаешь, что врет?— прямо спросил Акимов. —Пес его не знает, Серега. Ты ж даже сам не уверен, она это или нет. В дверь постучали. —Войдите. —Доброго вечера, товарищи,— вежливо поздоровался посетитель,— простите, что я вот так, запросто. —У нас вообще все запросто,— заверил Остапчук.— Что случилось, товарищ? —Видите ли, моя фамилия Яковлев. Я ищу свою жену пропавшую, Галину Ивановну. Акимов удивленно поднял глаза: —А… пожалуйста, присаживайтесь. —Благодарю.— Тот уселся на стул прямо, точно проглотив аршин. —Почему ж к нам, товарищ?— недовольно спросил Остапчук.— У нас дела небольшие — побегать, поспрашивать… —Это очень большое дело, товарищ,— возразил Яковлев. Он снял очки и принялся протирать их, как-то чрезмерно старательно, точно успокаивая себя этими однообразными, привычными движениями. Человек далеко за сорок, когда снял шляпу, открылись заметные залысины. Он производил впечатление смертельно уставшего, опустившегося, и хотя одет был весьма прилично, но добротное пальто было пыльным, а воротничок — сероватым. Отросшая щетина царапала уже даже не по нему, а по красивому, дорогому кашне. —Побегать, поспрашивать,— повторил он тихо, с безнадежностью в голосе.— Вы знаете, товарищи, я всегда считал, что со мной-то такого никогда не случится, чтобы упереться в стену… в одну сторону стена, в другую стена, и куда идти — совершенно неизвестно. Простите, устал я очень. По-хорошему понятно, что надо бы мягко указать ему на дверь, ведь его следователя тут нет, и дело тут его не ведут и вести не могут, но ни Остапчук, ни тем более Акимов не посмели. —Я к вам из морга,— продолжал Яковлев таким обыденным голосом, каким другие сообщают, что только пришли с работы и собираются поужинать,— очередной неопознанный труп. Не она. Не она… вы знаете, я взял отпуск по семейным обстоятельствам и все это время катаюсь по опознаниям, по станциям, ищу, ищу… а отпуск кончается. Он замолчал, точно борясь с тошнотой или подступившими слезами. Акимов подал ему воды. —Благодарю вас. Я понимаю, что наивен, но решил: раз уж я тут, зайду к вам, поговорю. Мы с вами в некотором роде коллеги. Он извлек из внутреннего кармана красную книжечку с золотыми буквами: «МГБ СССР». Акимов обомлел. Яковлев, по-своему все истолковав, поспешил заверить: —Вы не подумайте, я ничего в виду не имею. Всего-навсего снабженец, хозяйственник, не оперативник, не начальство. Я просто к вам как к людям. —Товарищ Яковлев… Он поднял руки: —Да-да, понимаю, вы не ведете дело. Но, если позволите, я все объясню. Товарищам из МУРа я тоже все объяснял, но пока, знаете… Можно мне еще глоток? Акимов подал еще стакан. —В общем, Галочка сговорилась с какой-то своей знакомой о том, что та, знакомая, продаст ей шубу какую-то особенную, электрический котик. Я не разбираюсь. Видите ли, Галочка куда моложе меня, такой милый ребенок, мне очень нравилось выполнять ее капризы. Сбережения у меня были, я снял деньги из сберкассы и зачем-то отдал ей… —Деньги находились у нее? —Да, у нее.— Яковлев снова снял очки, помял переносицу.— Сам не могу простить себе этот красивый жест. —Простите, товарищ Яковлев, а ваша супруга кем работала?— подал голос Остапчук. —Она не работала. Занималась домашним хозяйством… такая непрактичная, рассеянная, бесхитростная. «Точно не она,— твердо решил Сергей,— бесхитростный, непрактичный, рассеянный счетовод — это что-то… Нет, не она, не та Галина. Да и мало ли Галин Ивановн…» —Я купил билет ей в вагон матери и ребенка… Яковлев закрыл лицо руками: —Она беременная. Мы так ждали этого… простите. Захотелось выскочить из кабинета или хотя бы отвернуться, чтобы не наблюдать вот этого всего, когда взрослый, солидный товарищ из госбезопасности с трудом удерживается, чтобы не взвыть. —Еще водички? —Ничего, благодарю… в общем, я вышел на платформе, где толкучка, вы знаете. А из вагона никто не вышел. Я решил: мало ли, заснула, проспала остановку, мы рано выехали. Один поезд обратный, второй, третий… я не помню, сколько проторчал на этой проклятой платформе. Кинулся домой — теща говорит, что Галины нет. Я обратно на вокзал, проехал по всем остановкам, до конца… Он отнял руки от лица: —Помогите, товарищи. Как это может быть, чтобы человек просто пропал, как не было? Неужто за это мы воевали, ради этого победили? Не было ни малейшего надрыва, пафоса в его голосе, в словах, это была тихая, отчаянная мольба, крик о помощи несчастного, осиротевшего человека. Акимов вдруг вспомнил слова старого преподавателя на курсах следователей: «Если, Сергей, хотя бы однажды станет тебе недосуг выслушать, или на людей плевать, или просто скучно — немедленно разворачивайся и сразу рапорт на стол. Беги куда угодно, но следователем не оставайся ни минуты». Он представил, сколько пришлось пережить этому Яковлеву, что он должен испытывать, скромный снабженец-хозяйственник, каждый раз, когда видит перед собой очередную посиневшую пятку с криво накорябанным номером. Возможно, нечто в том же духе блуждало в голове у Остапчука: лицо у него было сочувствующим. Правда, что-то было не так с поджатыми губами и выражением глаз. Яковлев ни с того ни с сего принялся умиленно рассказывать, с каким восторгом Галочка описывала фасон вожделенной шубки, как беспокоилась о том, не слишком ли дорого и пойдут ли ее сапожки под обновку. Потом по второму кругу пошло повествование о проклятой поездке, о том, что вроде бы в зале ожидания Галочка с какой-то теткой беседовала, и та уговаривала: поедем лучше в Пушкино, на тамошнюю пушнину, выбор больше и дешевле. Далее пошли вроде бы безобидные, но отчетливые жалобы на МУР, и Акимов был вынужден прервать: —Товарищ Яковлев, если у вас имеются конкретные претензии, то их лучше направить в прокуратуру. Мы не вправе давать оценку действиям МУРа… —Простите! Я плохо разбираюсь в субординации, отнимаю у вас время. Конечно, я ухожу. Просто как представлю, что сейчас возвращаться в пустую квартиру… —А теща ваша где же?— удивился Акимов. Яковлев сглотнул: —Скончалась. Сердце… один я остался. Прощайте, товарищи. Спасибо, что выслушали. |