Книга Моя ревность тебя погубит, страница 64 – Лиза Лазаревская

Мои губы кусают её шею, пока она хрипит и проглатывает стоны.

—Мне кажется, ты так никогда не уйдёшь.

—Не искушай меня, Полина.

—Чем я тебя искушаю?

—Собой. Каждым своим взглядом. Каждым прикосновений.

—Тогда мне лучше просто не попадаться тебе на глаза.

—Тогда мне лучше сдохнуть.

Она пытается встать, когда я удерживаю её. И в какой-то момент я ослабляю хватку, позволяя ей высвободиться из сетей моих рук. Полина отходит на несколько шагов — видимо, она понимает, на какой грани я сейчас стою.

Хотя она абсолютно точне не понимает этого. Никто и никогда не поймёт этого. Не поймёт, каково это — жить одним желанием видеть её, касаться, целовать. Это как базовые потребности человека, они нужны, чтобы поддерживать жизнь. Мне нужна Полина для того, чтобы я мог жить.

С каждым днём эта потребность только возрастает. И я беспокоюсь о том, что границ попросту нет. Они все стёрты, если речь идёт о Полине. Она моя невеста. Моя будущая жена. Моё желание. Моя блядская одержимость. Моя любовь. Моя смерть.

Единственное важное, что есть в моей жизни.

И она везде. Она въелась мне под кожу. Она в моих мыслях. Она в моей постели. Она одурманила меня, сама даже не понимая, насколько всё серьёзно.

С трудом придя в себя, я бросаю на неё последний взгляд и выхожу из квартиры.

Мне хватает двух минут для того, чтобы выйти наружу. Супермаркет находится чуть дальше, на первом эта с другой стороны. И я отправляюсь в него за прокладками, это действительно может выглядеть смешно с какой-то стороны.

В магазине вместе с ними я беру кучу сладостей, потому что в такие дни её пробирает на аппетит. Я не разбираюсь в этом, поэтому скупаю всё на своём пути и через какое-то время возвращаюсь домой.

Как и говорила, Полина сидит вместе с отцом на кухне — немного съёжившись и держась за живот. Оставляя пакет на столешнице, я подхожу к ней и помогаю встать.

—Пойдём, принцесса,— шепчу ей на ухо.— Сделаешь все свои дела и ляжешь в постель.

—Пап, не напивайся больше,— даёт она распоряжение, целуя отца в лоб, после чего хватается за мой бицепс.— Стас, ты проследишь за ним?

—Конечно, я прослежу.

На ходу я забираю с собой пакет и отвожу её к ванной.

—Ты можешь возвращаться к папе. Он вроде как тебя ждёт.

—Я сделаю тебе грелку, принцесса. И ты пойдёшь спать.

Её неподдельная нежность слишком сильно умиляет меня. Опять, с огромным трудом я отраняюсь от неё и готовлю грелку с некоторыми обезбаливающими таблетками. В этой квартире есть всё, что может понадобиться для оказания первой помощи. Я не могу быть уверенным, что всего этого хватит в случае чего, чтобы оказать Леониду первую помощь, но это хотя бы усмиряет мою паранойю.

Даже моя необузданная, беспочвенная ревность по отношению к нему не должна быть причиной её страданий. С её отцом всё должно быть хорошо.

Принеся ей грелку и таблетки с водой в комнату, я помогаю ей приподняться, чтобы выпить лекарства. Вскоре она засыпает, убаюканная моими ласками и прикосновения. За всю жизнь я не помню, чтобы испытывал подобных нежных чувств к кому-то. Это просто отсутствовало во мне. Я жил только холодным рассудком, но никогда не сердцем.

Весь ближайший час мы с Леонидом пили всё, что было на столе, даже не закусывая и беседуя о моём бизнесе. После выпитой водки с виски, я возвращаюсь к Полине. Она лежит в своей небольшой постели, как мой собственный ангел, озаряя мне мой никчёмный путь своим ярким светом. Одеялом укрыты только ноги, к животу она прижимает грелку.

Мне даже не хочется беспокоить её своим вмешательством. Я мог бы простоять так всю ночь, наблюдая за ней, но желание прикоснуться к её телу сильнее.

Забираясь с другой стороны, я обнимаю её. Мои губы прирастают к обнаженному плечу.

—Ты совсем пьяный,— меланхолично замечает Полина. Если бы только алкоголь мог хотя бы на ничтожный процент заглушить мою одержимость, я бы не просыхал, чтобы стать хоть немного нормальнее.

—Я не пьяный, малыш.

—Нет, я чувствую. Не люблю, когда люди пьяные, они не контролируют себя.

—Ты больше не увидишь меня таким.

—Всё в порядке. Я не против алкоголя. Просто не в огромных количествах.

Она поворачивается ко мне, откладывая грелку назад и медленно расстегивая верхнюю пуговицу на моей рубашке.

—Ты всё ещё против того, чтобы я рисовала на заказ?

—Я не поменял своё мнение за один день, Полина.

—Тогда хотя бы не лезь больше в мой телефон. Мне неприятно, что ты настолько всё контролируешь.

Поглощающее меня желание полностью контролировать всё, что у неё происходит.

—Поклянись, что этого больше не будет.

—Я клянусь тебе.

—Ты клянёшься пьяным. Скажешь это, когда будешь трезвым.

Бедная девочка. Она думает, что отсутствие информации из её телефона как-то повлияет на мою адекватность. Но не понимает, что я ёбаный псих, то и дело мечтающих только о том, чтобы её глаза видели только меня, одного меня, никого, кроме меня.

—Если ты продолжишь следить за моим телефоном, то я буду делать так, что ты не сможешь это контролировать.

—Как ты это сделаешь, малыш?

—Ты не сможешь залезть ко мне в голову. Я смогу думать о ком-то другом и ты даже не догадаешься об этом.

—Ты хочешь проучить меня, принцесса, но поверь, если мне надо будет, я залезу тебе в голову. Я уничтожу каждого встречного мужчину, который хоть раз попался тебе на глаза.

Оперевшись ладонями на мою грудь, она поджимает губы.

—Это из-за тебя уволился Валентин Евгеньевич. Не говори, что нет. Не ври.

Её мелодичный голос полон осознания граничащей с тревогой. Я могу солгать вновь. Могу убедить её в том, что это не моя заслуга. Она поверит, потому что не захочет видеть во мне монстра, хоть в глубине души уже всё сама понимает.

Такая умная девочка.

—Ты увидел, как он общается со мной, как поправляет мой шарф и заставил его уволиться сразу же после этого?

—Малыш, твоему дорогому преподавателю очень повезло, что я его не убил, а лишь вежливо попросил больше никогда не попадаться тебе на глаза.

Выражения её лица меняется с каждой последующей секундой — ужас переходит в грусть, грусть в надежду, надежда полна отчаяния и разочарования — и это разочарование снова превращается в ужас.

—Ты не можешь так поступать, Стас. Уничтожать каждого, к кому ревнуешь. Прошу, не делай так. Мне страшно.

—Ты боишься меня?

—Нет, не тебя. Я не могу тебя бояться, потому что всегда вижу в тебе того мужчину, который защитил меня от всего мира. Я думала, что могу выдавать благодарность за любовь, но это не так. Я влюбилась в тебя. И я люблю тебя. Но мне страшно от осознания того, на что ты способен, если будешь поглощён своей ревностью.