Книга Баламут 2, страница 14 – Василий Горъ

—Очень приятно!— почти одновременно выдохнули оба. Но при этом «вторая женщина» выглядела абсолютно спокойной, а шокированный отец старательно скрывал одурение.

В этот момент в комнату ворвалась матушка, заявила, что мы начинаем опаздывать, подхватила своего благоверного под локоток и вытащила в общий коридор. Судя по некоторым нюансам поведения, она почему-то пребывала в самом мрачном из всех боевых режимов, то есть, была готова вцепиться в глотку кому угодно. И это добавило толику уверенности Долгорукой. Но я все равно склонился к ее ушку и еле слышно прошептал:

—Я поверил. А ты?

* * *

…Зал Совета встретил нас мертвой тишиной и тяжелыми взглядами исподлобья. Но взглядами меня было не напугать, так что я спокойно оглядел собравшихся, мысленно порадовался, что дядька Пахом все-таки добрался до Базы, и провел своих дам к свободным креслам. А когда помог опуститься на сидение Бестии, услышал недовольный рык Генриха Оттовича:

—А кто разрешал вам садиться?

—А кто мне это запрещал?— равнодушно спросил я, поухаживал за Язвой, сел сам и уставился на председателя.— Вы меня в чем-то обвиняете?

—Ты привел на Базу Императрицу Дарью Ростиславовну!

—Я привел на Базу НЕ Императрицу, а свою женщину. Знакомьтесь: Дарья Ростиславовна Воронецкая!

—Это игра словами!— выкрикнул Хома и гневно сжал сухие кулачки, покрытые пигментными пятнами.

—С чего вы это взяли?— холодно усмехнулся я и уставился ему в глаза: — Были в Большом Мире? Знаете последние новости? В курсе моих личных отношений?

—В Большом Мире был я!— угрюмо сообщил Гаранин.— Там слышал очень много самых разных новостей, но ни одна из них не обрадовала.

—Да ладно?— не поверил я и шарахнул из главного калибра: — Хотя да, чудесный побег из-под ареста новостью не назовешь. Зато повод для радости — лучше не бывает. Особенно если знать, КАКОЙ приговор тебя ждал!

Дядька Пахом подобрался:

—Что ты знаешь о моем аресте и побеге?

—Все: за что арестовали, куда посадили, как вытащили из камеры, на чем вывезли за пределы Нерчинска и в каком месте отпустили на свободу!— заявил я.— А ты НЕ знаешь главного: генерал-лейтенант Петр Денисович Кораблев, проходивший по той же статье обвинения, был показательно казнен на Лобной Площади Великого Новгорода; та же участь ждала и тебя; ты жив, здоров и на Базе только потому, что Дарья Ростиславовна считает нас не преступниками, а защитниками Империи, и тэдэ.

—Ты юн и непозволительно наивен, Баламут!— насмешливо заявил Алексей Харитонович.— Тебя тупо обвели вокруг пальца!

—Ага, обвели!— с хрустом сжав кулаки, «подтвердил» я.— И ради этого обмана Воронецкая спасла дядьку Пахома, взорвала вертолет с любимой дочкой на борту, вошла в пламя, чтобы оставить на ее горящем теле свой артефактный защитный комплекс стоимостью в половину Базы, чуть не умерла от тяжелейших ранений, поклялась Силой отомстить мужу и невесть зачем пошла изображать разведчицу на Базу через вдвое увеличившуюся Багряную Зону, верно?!

—Может, ты что-то не так понял?— примирительно затараторил Генрих Оттович, почувствовав, что я завелся и вот-вот сорвусь.

—Не так понял, говорите?!— переспросил я.— Я лично водил дочку Воронецкой за Стену, ждал, пока девушка мутирует, успел подружиться, проверил в бою с корхами, дал прозвище, привел к месту эвакуации и даже поднимался на борт вертолета, на котором ее сожгли! Да, потом вышел наружу, чтобы обсудить с тогда еще Императрицей кое-какие личные вопросы, из-за чего выжил, но ВИДЕЛ ВСЕ СВОИМИ ГЛАЗАМИ! И что тут можно было понять не так?!!!

—Тем не ме-… — начал, было, Хома, но меня уже «сорвало с нарезки»:

—Она МОЯ. То есть, будет жить мною, ходить в рейды и рвать корхов как на этой, так и на Той Стороне, мстить, любить и все такое, поэтому я за нее ручаюсь и готов ответить тому, кто посмеет оспорить мое Право, прямо здесь и прямо сейчас!!!

Это заявление было очень серьезным, и Хомченко, конечно же, спекся, ведь в его возрасте драться со мной в поединке Права было самоубийством. Зато снова подал голос председатель Совета:

—Мы не оспариваем твое Право. Мы хотим предостеречь от ошибки…

—…и предупредить, что с таким отношением к общине тебе придется сложно!— продолжил… дядька Пахом!

Я потерял дар речи, так как от него удара в спину не ожидал. Однако буквально через пару мгновений пришел в себя и демонстративно пожал плечами:

—Мое отношение к общине не изменилось: я делал то, что должно, делаю то, что должно, и буду делать то, что должно. Следовательно, любая «сложность» может исходить только от вас. А на эти «сложности» я буду реагировать так, как привык. На этом обсуждение моей личной жизни считаю оконченным. Если, конечно, кто-либо из вас не вызовет меня на поединок! Что, таких нет? Замечательно. Тогда минуточку внимания: о том, что по дороге к новой границе магофона Той Стороны мы с Язвой и покойной дочкой Бестии уничтожили два обелиска корхов, вы, наверное, уже поняли. Поэтому озвучу новость посвежее и посерьезнее: обелиск, мимо которого мы прошли на пути сюда, охранялся по новой схеме…

—Сын, эта «новая схема» вскрывается на раз!— вздохнул отец.— Точнее, игнорируется. Берешь станковый арбалет и болты с достаточным зарядом термитной смеси, засовываешь в грузовую бляху…

—…и умираешь при попытке выйти на дистанцию стрельбы!— перебил его я.— В ваших боевых группах нет ни одного сильного природника, а я смог засечь «скрытника», прятавшегося под чрезвычайно сложным комплексом маскировочных заклинаний, только потому, что стоял на месте и рвал жилы, вслушиваясь в ауру леса!

—Скворец и его парни!!!— хором выдохнуло человек семь-восемь, а дед посмотрел на часы и скрипнул зубами: — Они должны были отстреляться ровно в девять, а сейчас одиннадцать с минутами.

—Падения плотности не было…— зачем-то сообщил Генрих Оттович, поиграл желваками и снова вспомнил обо мне. Увы, совсем не в том ключе, на который я рассчитывал: — Спасибо за новость. Примем во внимание. Можете быть свободны.

Я с хрустом сжал кулаки, встал, протянул руки своим женщинам и… услышал голос начпрода Базы с говорящим прозвищем Грымза:

—Дарья Ростиславовна, а что это вы нам так ни слова и не сказали? У вас в кои веки отнялся язык?

Ответить на эту реплику не успел, так как в середине первой фразы что-то вякнул Стас Жерехов, и дед, сидевший рядом с ним, воткнул урода мордой в стол. Зато Долгорукая неторопливо повернулась к злоязыкой жабе и пожала плечами:

—Мой мужчина сказал все, что считал нужным. Мне этого достаточно. Но персонально для вас могу добавить еще несколько утверждений: я, Дарья Ростиславовна Воронецкая, клянусь Силой, что ненавижу моего бывшего мужа и отомщу ему за убийство дочери; что живу Ратибором Игоревичем Елисеевым и пойду за ним хоть на край земли; что от всей души помогала вам, засечникам, в бытность свою Императрицей, не планировала и не делала ничего во вред общине засечников, а сегодня пришла не на Базу, а с Елисеевым и к Елисеевым!