Онлайн книга «Земля»
|
–Сплю и гляжу: у меня дитё родилось,– произносит Ййр.– Маленькая маляшка. Чудная… Будто и не орчонок – вся, значит, кругом себя пушистая. С коготками. И пахло оно по-Ришкиному. И глаза такие же были серые. Вот. –Хороший сон,– одобряет Сур.– Мамушка говорит: хорошее пискло снится всегда к большой радости. Вот Риша вернётся скоро… Ййр вздыхает. Приедет ли, как знать. * * * Легко ждать по времени осенних бурь, обдирающих с деревьев последние листья. Легко ждать по чёрному предзимью. Легко прождать насквозь всю холодную зиму, выплетая своё ожидание между прочих необходимых дел, будто ещё один длинный половик – день ко дню, как стебель к стеблю. (А ещё эта длинная яркая куртка, Ришкин подарок – Эсгрин-Малой сам-один привёз предпоследним разом, со съестными припасами из лавки. Стоял перед воротами, и ломало парнишку от страха, как бы он ни старался это скрыть. Под орчьим же вопросительным взглядом принялся молоть околесицу про какую-то соседку тёть Оливию, которая уехала в город, к детям, договорилась с отцом, вот его, Малого, вместо себя и прислала. «Погоди, не клопочи. Оливия – это кто такая?» «Ну Брук…» Уехала. В город, к детям. Наверное, Малой углядел тогда что-то такое на Ййровом лице, от чего счёл нужным поскорее добавить: «Да она не насовсем! Она только в гости…» Оба тогда после этих слов даже дух перевели. «Замёрз, гляжу,– забрать часть поклажи в руки, удивляясь про себя на пухлый и лёгкий чёрный целлофановый пакет, крест-накрест оклеенный почтовой липкой лентой.– Идём, что ли, чаю пошвыркаем». Что ж, навряд ли то чаепитие можно было назвать особенно весёлым или таким уж дружеским, да Ййр и сам толком не понимает, с чего это взбрело парнишку позвать. Зато в чёрном пакете обнаружилось чудо: новенькая куртка цвета пламени, тёплая, как печка. Сама Риша её Ййру сосватала, по журналу. Приятно, когда на мороз есть такая куртка. И ещё отчего-то приятно вспомнить, как Малой чаёвничал, глаз не сводя с молодой страфили, которая за тем же столом городила башенку из доминошных костяшек. До того на неё глядел – даже кружку мимо рта проносил то и дело). Но теперь на весеннем тепле славную куртку уже особенно не поносишь. И ждать становится трудно. * * * Зачеркнуть с утра вчерашний квадратик календаря – из-под карандашного следа проглядывает блестящая угловатая цифра. Распороть макушку оранжевой шапки и подшить край, чтобы непокорным новым косицам удобнее было торчать. Проводить Миньку и Мэгз на выгон – сам же вчера подновлял и готовил деревянную ухоронку, да и весна в этом году нахальная, быстрая: по луговинам уже полно молодой травы. Нащипать в горсть нежных верхушек с еловых лап, для пахучей заварки. Над островом гуляют песни – ярые и шальные, а то полные совсем особенной тоски. Иногда Ййр может различить голоса Сур и рыжего Ки, и эти два голоса, кажется, звучат согласно. Не то чтобы юной Сур было так уж интересно всерьёз обзавестись парой прямо теперь, но уж побахвалиться-то на Весенних Песнях – дело. Дома Ййр принимается приводить в порядок Ближнюю. И всего-то делов – аккуратно вынести старые подстилки, подмести, вымыть гладкий пол. Снова пустеет дом. А в груди стучит глухо, и от ожидания горечь эта над горлом. Жжёт. Ни половинки персика не осталось, чтобы толком её заесть… Может, вымыть ещё окошко – всё руки занять. Почему бы нет. Гожая мысль. * * * Немного опомнившись, Ййр обводит взглядом преобразившуюся Ближнюю. Одно да другое. Руки занять. Ха. Снова маленький стол у вымытого окна, и стул со спинкой. Рояль-щелкун на столе – под чехлом, но пыль с чехла стёрта тщательно. Старая тумбочка тоже на прежнем месте. И кровать в углу, опрятная, застеленная свежим на людской манер. Только укрывальника на полу не хватает, черетянного, жёлтого. Да Ришкиной красивой шалинки через изголовье койки. Не хватает. Куда сбежать раздышаться, если не к морю. * * * Горькая вода холодна ещё – даже для орчьей шкуры, но здесь можно кричать. Можно задать лютого плясу по мокрым камешкам, вдоль сизых волн, покуда в глазах не потемнеет, покуда дыхание вольного моря не остудит нестерпимо пылающее нутро. И когда ноги уже держат некрепко, и бока ходят тяжело от сбитого долгим плясом дыхания, бездумный взгляд цепляет на дальних волнах тёмное, почти неразличимое пятнышко. Время здесь будто и не идёт. Только солнце совершает свой путь, и становится понятно, что кому-то взбрело мерить залив на лодке. Вроде крупновата для посудины Брук, и Ййр решает подождать ещё немного. Моторка держит прямо сюда, и вот уже можно различить, что это Эсгриново старое судёнышко. А возле носа сидит кто-то маленький и растрёпанный, сидит и машет рукой. * * * Какие бы трудные битвы ещё ни ждали маленькую старшачку на матёрой суше – битвы из тех, что ведутся правдой и словом – теперь она выстоит. Потому что жил на свете Ибрагим, и Восходящий Ветер расправил крылья. Потому что Страфилев край поёт. Потому что неодолима эта дикая земля никакими проклятиями. Потому что она – Риша, и слово её в правде – крепче клыка во рту, крепче кремня в мелу: вернулась… На этот раз у Риши с собой довольно много вещей, и книг, и даже старая вертушка для музыки в таком особом маленьком чемоданчике – для трудных битв старшачке не раз придётся покидать остров, но вся эта поклажа отнюдь не сломит орочьего хребта: ведь это значит, что Риша впрямь желает здесь ЖИТЬ. Одним кровом и очагом. Возвращаться. Набираться сил. А самое важное едет в круглом тёмном кофре с толстыми стенками и донышком. В крышке устроены продухи, как для живого, и от продухов можно почувствовать ровное тепло. Маленькая старшачка тянет Ййра за рукав, чтобы пригнулся, и говорит тихонько, что они с Элис действительно вроде как украли страфилье яйцо на далёком юге, прямо из огромадных клеток. Ййр почти беззвучно смеётся от радости. –Нам пришлось задержаться,– говорит она.– Элис говорит, срок уже вот-вот! Иногда оно покачивается и даже пищит. Я назвала его Панч. Думаешь, это не очень глупо? Я знаю, страфили не дают имён своим младенцам. –Это очень умно ты придумала, Риш,– выговаривает Ййр, удивляясь, как это голос у него звучит почти по-обыкновенному, и слова складываются – всё одно к одному.– Пусть будет Панч. Ййр несёт кофр с Панчем, прижав его к боку. Во второй руке и за спиной ещё полно всякого разного, и несомненно, нужного, но не идущего ни в какое сравнение с кофром-самогреем, изнутри которого и взаправду нет-нет да раздаётся тоненькое, сильно приглушённое мяуканье. |