Вот и потолок почему-то приблизился… Странно. Зачем он это сделал?..
Внезапно я обнаружил, что парю над койкой. Это было даже интересно. Очень, очень яркая галлюцинация, весьма правдоподобная… Мне захотелось узнать, что это я такое съел, раз галлюцинирую? Или чем Лора меня напичкала? Или…
Я понял, что нет никакого «или». Я летал, просто летал, точнее, висел в воздухе. Мне захотелось подняться повыше, и потолок послушно приблизился к самым глазам. Тогда я увидел на нем следы моих ступней, высохшие, едва заметные, но все же различимые, если приглядеться. Стереть их или оставить так? Пожалуй, стирать незачем: все равно снизу их никто не увидит.
А если и разглядит, то примет за чей-то неумный розыгрыш. Или за галлюцинацию, ха-ха.
Без всяких мускульных усилий я перенесся по воздуху к левой переборке, затем к правой. Заложил полубочку, перевернувшись на живот. Сгруппировался и кувыркнулся в воздухе. Опустился к полу и ввинтился спиралью снизу вверх и наискось. Все это получалось легко и естественно, как дыхание. Как ходьба. Так вот в чем дело!.. В прошлый раз я приказывал себе воспарить над койкой, а делать этого не следовало. Прикажите-ка себе поехать на велосипеде, если ни разу не ездили. Прикажите каждой мышце сокращаться именно тогда, когда надо, причем с четко выверенным усилием! Приказы тут бесполезны. Нужно просто один раз научиться, а потом достаточно захотеть.
Я все-таки ушибся о потолок. Наверное, я сделал это достаточно громко, потому что вскоре услышал шаги Лоры. Едва успел приземлиться на койку и кое-как набросить на себя одеяло.
Голода я не чувствовал, но решил не отказываться: некоторые медики любят принимать отсутствие аппетита за грозный симптом.
–Почитай или посмотри что-нибудь легкое на сон грядущий,– посоветовала мне Лора, запихнув в утилизатор грязные тарелки. Я изобразил готовность просмотреть хоть всю корабельную фильмотеку, и она ушла, пожелав мне спокойной ночи. А я остался размышлять.
Легко сказать «размышлять». Голова шла кругом. Я все еще не был до конца убежден, что не галлюцинирую. С чего бы человеку левитировать ни с того ни с сего? Нет таких причин в природе. Вот сейчас попробую – и ничегошеньки у меня не получится…
Я попробовал. Когда тело вместе с одеялом приподнялось над койкой сантиметров на десять, я быстренько уронил его обратно. Значит, все-таки летаю. Левитирую. Неясно, зачем это мне, но интересно…
Может быть, могу что-нибудь еще? Как насчет телекинеза?
На этот раз я остался лежать на койке, а мое одеяло, взметнув вихрь, устремилось к потолку с такой скороподъемностью, что куда там ковру-самолету. Я велел ему упасть, но подхватил взглядом на полпути, заставил зависнуть, расправил на нем складки и аккуратно опустил на себя. Передвинул чашку на столе. Заставил мои тапочки сплясать трепака. Ладно, это я умею. Что еще?..
Я решил поиграть с освещением, но с этим делом не справился и оставил попытки. Да оно и к лучшему. Пусть Лора думает, что я готовлюсь ко сну или уже уснул. Лучше продолжу эксперименты с бытовыми предметами, тихие такие эксперименты, без шума, без вони, без световых эффектов…
По моей воле мой правый тапок взлетел и завис посреди медотсека. Тапка мне было не жаль; не получится вернуть ему прежний облик – невелика беда. Ну-с, попробуем растянуть его от пола до потолка…
Тапок начал было растягиваться – и порвался. Я состыковал обе половинки (с непривычки управлять сразу двумя предметами оказалось непросто) и срастил их. Все правильно: если хочешь менять геометрию предмета, позаботься о том, чтобы предмет это выдержал. Сделай его хотя бы из латекса.
Я сделал – и на сей раз преуспел в задуманном. Тапок растянулся по моему приказу и сжался, чуть только я ему велел вновь стать добропорядочным тапком. Что бы еще попробовать? Менять геометрию предметов мне больше не хотелось, и я решил поупражняться в трансформации химсостава.
Черт возьми! Не успел я придумать, каким материалом я хочу заменить латекс, как тапок побелел и, если я не зря изучал петрографию, превратился в чистый известняк. Я до того растерялся, что чуть было не уронил свое «изделие», едва успев подхватить его взглядом у самого пола. Велел висеть. Страшное подозрение зародилось в моей душе. Почему известняк? Потому что я предостаточно насмотрелся на него сегодня? Или (страшно подумать!) известкование леса-водоема вместе со всеми его обитателями – моих рук дело?!
А что, очень может быть, что моих. Помню, снились мне кошмары, я был земноводной тварью, сидел в болоте и… и что? Мог я хотя бы мельком подумать во сне, что мне больше пристало ходить по твердому, нежели сидеть по горло в тухлой жиже? Подумать – и тут же забыть?
Мог.
Могла ли эта мимолетная мысль оформиться в неосознанный приказ?
Почему бы нет.
Я чуть не вспотел от такой мысли – и вспотел бы, если бы не приказал себе остаться сухим. Ну, если так, то завтра же я верну палеозойскому ландшафту свойственный ему палеозойский облик… Ладно, это будет завтра. А сегодня…
По моей команде тапок стал золотым. Мне не было тяжело держать его в воздухе, но я ощутил его инерцию, когда подвигал им туда-сюда. Все-таки золото куда массивнее известняка. Вслед за этим я приподнял над полом второй тапок и проделал с ним ту же процедуру. Еще один приказ – и оба золотых тапка выросли до размеров крупной собаки. Ба, да я же богач!.. Впрочем, тьфу на богатство, я нутром чувствовал, что все это не более чем мелкая чепуха, какое там богатство, когда у меня такие возможности! А что если превратить это золото в чистый уран-235 и как следует шмякнуть тапки друг о друга?
Мысль не успела развиться. Воздух в медотсеке потемнел, и в нем возник человек, еще более темный, чем воздух. Белело только его лицо, а пониже лица я разглядел остренькую бородку, почти как у Вени.
–А вот этого не надо,– молвил человек и погрозил мне пальцем.
Глава 4 Кандидаты
После кружения головы люди обычно неважно соображают – спросите любого, кто перекатался на карусели. Еще их тошнит, но Василия не затошнило.
А вот голова кружилась нешуточно.
–Новенький,– расслышал Василий сквозь белый шум, сопровождавший мучительные попытки осколков мира собраться во что-то целостное.