Книга Нейрос. Коннект, страница 36 – Павел Иевлев

В коридоре меня ждёт мрачная Лирания.

— Можем поговорить?

— Поем сначала, ладно? Очень жрать хочется.

Мы спускаемся вниз, к автомату. Девушка молча ждёт, пока я съем порцию полюбившейся мне острой лапши. Сама отказывается. Сидит и смотрит так, что я чуть не подавился.

Поднялись в её комнату.

— Онь, оставь нас, — велит сестре.

— Ну, Ли-и-ира… — уныло начинает та.

— Сбегай, помоги Нагме, — прошу я. — Она у Дженадин. Только не шумите там, пусть спит.

— Да, Док! — убежала.

— Моя сестра слушается тебя лучше, чем меня, — отмечает недовольно девушка.

— Умненькая девчушка, — соглашаюсь я.

— Я поболтала с Шоней. Она мне наговорила всякого… Это правда?

— Откуда мне знать? Я без понятия, что она тебе сказала.

— Что ты якобы убил двух клановых на Средке за то, что они напали на Оньку.

— Они напали на обеих девчонок, — уточнил я.

— Так это правда?

— У меня не было выбора. Их похитили.

— Боже, какая я идиотка… — Лирания опустилась на кровать, сгорбилась и закрыла лицо руками. — Заходилась тут в пиздостраданиях, а у тебя тогда ещё пистолет не остыл. Представляю, какой тупой истеричкой выгляжу. Я тебя подставляю, исхожу на говно, бью шокером, пинаю ногами, обзываю, а ты спасаешь мою сестру и не говоришь ни слова, когда я заливаю тебя слезами и гружу истерикой. Зачем ты опять пришёл?

— Ты меня позвала, — напомнил я.

— Я позвала тебя сказать, что мы с Онькой уходим.

— Куда?

— Не знаю. Отсюда.

— Нагма расстроится, — покачал я головой. — А почему?

— Из-за тебя. Я не могу выносить твоего присутствия. Я…

— Заткнись, пожалуйста.

— Что?

— Заткнись. Прямо сейчас закрой рот, пока не ляпнула ничего такого, что нельзя будет отыграть назад. Тебе сейчас до боли стыдно, но это происходит в твоей голове. Не в моей. Не между нами. Хватит себя наказывать. От этого пострадают те, кому ты дорога. Твоя сестра. Я, в конце концов. Так что никуда ты не уходишь.

— Ты не можешь мне запретить!

— Ещё как могу.

Меня не шокирует её история, меня не пугает её истерика. Я подвизался криминальным врачом в борделе, я слышал истории страшнее и видел истерики хуже. Лирания из тех, кто подчиняется. Психолог рассказал бы, какие травмы детства к этому приводят, но я не он. Она исполняла всё, что хотел тот подонок, и ненавидела не его, а себя. Сорвалась, когда речь зашла о жизни сестры, и с тех пор наказывает себя за это. Она сделает всё, что я скажу. Может быть, потом спрыгнет с крыши, но сделает.

— Снимай штаны, — сказал я спокойно.

— Что? — вскочила она с кровати.

— Что слышала. Снимай, ну.

Она, глядя в пол, расстегнула ремень и спустила штаны.

— Хватит, повернись к свету, — я взял остолбеневшую девушку за бедро, развернул к окну, присел перед ней на кровать. — Да уж, исполосовала ты себя…

Достал из кармана альтерионский спрей, купленный специально для этого. Стоит он страшно сказать сколько. Щедро брызнул на одно бедро, потом на второе.

— Оу!

— Больно?

— Холодно. Уже прошло.

— Не надевай пока штаны, пусть впитается. Майку подними.

Подняла нижний край футболки, обнажив живот. Он весь в поперечных мелких порезах — заживших до белых ниточек, схватившихся бурой корочкой и совсем свежих, алеющих повреждённой кожей и отмокающих сукровицей. Она, я смотрю, времени не теряет.

Полил заживляющим спреем в три слоя. Если продавец не соврал, то через сутки даже шрамов не останется.

— Подожди, дай высохнуть. Майку потом наденешь эту, — протянул ей футболку с опоссумом.

Она послушно взяла.

— Шоня сказала, ты какую-то чудовищную сумму потратил на лекарства для Колбочки…

— Не для неё. Для всех. Это аптечка нашей корпы. Ты с нами?

Она вдохнула, отвернулась, стянула через голову майку и надела новую, с опоссумом.

— Учти, если порежешь себя снова, будешь должна за переведённый впустую регенератор. Не скажу, сколько он стоит, у тебя всё равно столько нет, так что будь любезна воздержаться.

— Зачем я тебе? — спросила она внезапно.

Формулировка расплывчатая, но я понимаю, что она имеет в виду. Отвечаю честно, хотя и не в порядке важности.

— Тебе нужна помощь. Я своих не бросаю. Ты мне нравишься.

— А я своя? — спросила она, не став обсуждать остальные пункты.

— На тебе правильная майка, — улыбнулся я. — Ну-ка… Не болит?

Я осторожно пропальпировал бедра.

— Нет, ни капельки. Разве что онемело чуть-чуть.

— Прекрасно, можешь надевать штаны.

— Я могу их и снять. Ведь ты этого ждёшь?

Тело реагирует, но я-взрослый качаю головой.

— Не жду. Не буду врать, что не хочу, но если это случится сейчас, то ты потом будешь презирать себя и ненавидеть меня. Так что надевай.

— Ну и проваливай! — зло сказала она, судорожно натягивая штаны и застёгивая ремень. — Видеть тебя не могу!

***

Проверил Дженадин. Она спит, температуры нет, дыхание хрипловатое, но уже гораздо лучше. Рядом уснули Нагма с Онькой. У кровати — стопка бумаги с набросками, Нагма не перестаёт пытаться.

Поднялся на крышу продышаться, проветриться, успокоиться. Я-подросток переживаю об упущенной возможности. Перед глазами узкие бёдра, худой исцарапанный живот и тонкие трусики между ними. Я-взрослый знаю, что это был бы неловкий стыдный секс с зажатой девчонкой, которая «позволяет делать это с собой», и он был бы первый и последний. Плохая идея.

На крыше с удивлением понял, что уже вечереет — день настолько спрессовался в кучу событий и переживаний, что я выпал из времени. Над головой разгораются огни Средки, снизу поднимается и наливается тусклым неоном туман. Он размывает детали, и город начинает выглядеть привлекательно. Дмитрий что-то в нём увидел однажды, может быть, в своё время увижу и я. Если это время у меня будет.

По улице, озираясь и внимательно вглядываясь, идёт давешний пацан. Периодически достаёт коммуникатор, освещая лицо экранчиком, что-то туда пишет. Не то чтобы я сомневался, что он развяжется, там дурак бы развязался, но хорошо, что я в этом убедился. Если бы его связанного сожрали пегли, вышло бы нехорошо. Почти так же нехорошо, как то, что он явно что-то ищет. Точнее, кого-то, и я знаю кого именно.