Книга Референс. Палитра чужих цветов, страница 31 – Павел Иевлев

— Для вас — нет, — ответил я Анахите. — Куда бы меня ни понесло, это ваш дом. Твой и Нагмы.

— И что теперь будет?

— Не знаю. Сегодня поедем в город, подадим заявление в ЗАГС, устроим тебя на курсы вождения, запишем Нагму в школу. Я же обещал, что кыштак вам больше не грозит.

— Ты вернёшься?

— Буду жив — обязательно. У меня опасная работа, но я везучий. Денег вам двоим хватит надолго, а если что — устроишься поваром. Плов ты готовишь лучше всех на свете!

— Не надо «если что». Возвращайся. Мы будем тебя ждать, сколько понадобится, и даже дольше. Всегда будем ждать.

— Я знаю. Это важно — когда ждут.

***

День пролетел в бюрократических хлопотах. Не думал, что устроить ребёнка в школу — столько писанины. Я позиционировал себя как отца, и поскольку фамилия и отчество совпадают, вопросов не возникло. Поздний ребёнок, молодая жена, бывает. Анахите теперь по паспорту двадцать восемь, а сколько на самом деле — точно не знает. Ещё один человек без дня рождения.

Мой паспортный возраст, увы, никуда не делся. В отделе регистрации браков местного ЗАГСа сотрудница задумчиво поцыкала зубом, положив рядом наши паспорта, но ничего не сказала. И не такие забавные комбинации в жизни случаются. Подумаешь, невеста в дочери годится — обычное, в общем, дело. Окрутила перспективного вдовца молодуха-мигрантка, натурализовалась, как сумела.

Регистрацию нам назначили аж через полтора месяца, раньше, мол, никак. Вышли из ЗАГСа, сели в кафе, отметили мороженым. Анахита не пьёт, я за рулём.

— Не изменяй мне там ни с кем, кроме Змеямбы, — полушутливо-полусерьёзно сказала моя невеста.

— А с ней, значит, можно? — удивился я.

— Нельзя. Поэтому если случится, мне не рассказывай. Не хочу знать. Но она тебя хотя бы не отобьёт.

— Эй, мы только что заявление подали!

— Ты ещё полтора месяца не женат, — напомнила она. — Так что, если я убью тебя из ревности, меня не оправдают. Кстати, можно спросить?

— Что угодно.

— Ты меня любишь? Или это ради Нагмы? Её-то ты любишь, я вижу. Я не против, девочке нужен нормальный отец. Не отвечай, если не хочешь, это ни на что не повлияет, но я не могла не спросить.

— Отсутствие ответа будет ответом, — сказал я задумчиво. — Но ответа у меня нет. Я испытываю к тебе тёплые чувства. Мне приятно на тебя смотреть. Я радуюсь, увидев тебя утром в своей постели…

— Заспанную и неумытую? — улыбнулась она.

— Именно. Мысль прожить с тобой остаток жизни не вызывает у меня отторжения, возможность завести общих детей тоже. Любовь это? Я не знаю. Может быть, не то пламя страсти, о котором пишут поэты, я даже цветов тебе не дарил…

— Я нарву в саду, если хочешь, — фыркнула Анахита, — вручишь торжественно. Только сам не рви, ты ничего в них не понимаешь.

— Или я слишком старый для сильных чувств, или огонь ещё разгорится, не знаю. Это самый честный ответ, который я могу дать сейчас.

— Меня он устраивает, спасибо, — кивнула Анахита. — Забирать заявление не побегу. Встречный вопрос будет?

— Любишь ли ты меня?

— Неужели тебе совсем не интересно? — улыбнулась она грустно.

— Ты удивишься, но я даже жену ни разу за двадцать лет не спросил. Боялся в неловкое положение поставить или не хотел знать правду.

— Я всё равно скажу. Нет, я тебя не люблю.

— Внезапно, — признал я.

— Ты стал моим спасением, я тебе беспредельно благодарна, за себя и особенно за дочь. Ты сделал для нас всё и даже больше, никто и никогда не был к нам так добр. Я не хотела бы лучшего отца для Нагмы и мужа для себя. Я буду настолько хорошей женой, насколько смогу. Я готова родить тебе детей, если захочешь. Но это не любовь. Может быть, однажды, но ещё нет. Прости. ЗАГС закрывается в пять, у тебя есть время забрать заявление.

— Я не заберу, и ты это знаешь.

— Знаю.

— Хочешь ещё мороженого?

— Поберегу фигуру. Не хочу, чтобы говорили: «Замуж выскочила и сразу растолстела!» — улыбнулась она.

— Тогда поехали домой, пока молоко в багажнике не прокисло. Заодно поучу тебя проезжать нашу стрёмную тропу, тебе скоро придётся самой по ней ездить.

— Ты не обиделся? — спросила Анахита по дороге.

— Чуть-чуть, — признался я. — Уязвлённое мужское самолюбие: «Чем это я не хорош?»

— Дело не в тебе. Я и в Петра не была влюблена, просто хотела свалить из кыштака. Я с детства бача-пош, существо без пола, перспектив и права на чувства. В какой-то момент думала, что это прошло, что я готова любить и быть любимой, но бац — снова десять лет кыштака. Мне нужно время, чтобы поверить, что это кончилось.

— Хорошо, что мы не стали врать друг другу. Нам обоим понадобится время, чтобы привыкнуть быть семьёй, но теперь вы, по крайней мере, в безопасности… — сказал я, подтверждая, что пророк из меня крайне хреновый.

Потому что дома нас уже ждут.

***

— Здравствуйте, Михаил, — сказал строгий человек без возраста, одетый в настолько штатское, что воображение невольно рисует погоны. — Меня зовут Анатолий Евгеньевич, я заместитель Куратора по направлению смежных территорий. У меня к вам серьёзный разговор.

— Иди в дом, Анахита, — сказал я напряжённо.

В серьёзности разговора не сомневаюсь, потому что на прибрежной полосе, посередине между пляжем и садом, стоит небольшой, но вполне настоящий вертолёт. Никто не гоняет такую технику по несерьёзным вопросам.

— Простите за вторжение, — махнул рукой в сторону летательного аппарата визитёр, — но дело безотлагательное.

— И чем простой контрактник заслужил внимание столь серьёзной организации? — спросил я.

То, что меня почтила визитом Контора, догадался сразу. Сам не сталкивался, но от Слона наслышан. Их бесподобный стиль.

— Вы совсем не простой контрактник, Михаил, — укоризненно покачал головой Анатолий Евгеньевич, — думаю, рано или поздно мы бы с вами неизбежно познакомились. Но сейчас речь не о вас, а о вашем сыне, Дмитрии.

— Мальчик что-то натворил? — неубедительно удивился я.

— Мальчик, я бы сказал, нарвался, — сообщил конторский с таким же неискренним сожалением в голосе. — Молодёжи простительна некоторая экзальтация, но ломать Контору? Это, согласитесь, некоторый перебор.

— И как, успешно ломал? — деликатно осведомился я.