Книга Референс. Карандаш и уголь, страница 26 – Павел Иевлев

— Некоторые из-за этого не проходят испытание на совместимость, — добавила Калидия. — Фобия, не могут заставить себя надеть оболочку. Именно как ты сказала — им кажется, что она их съест. Заставлять бесполезно — оболочка с такими не сливается, а вот погибнуть в процессе они могут.

— И как с ними поступают? — поинтересовался я.

— Удаляют от семьи.

— Как твою маму? — спросила Алька.

— Да. Насмотрелись?

— А ты её разве не наденешь? — просительно сказала моя ассистентка.

— Не сегодня. Может быть, потом.

— Почему?

— Мне может снова захотеться вас убить. Когда на тебе оболочка, такие решения кажутся… Приемлемыми.

— Она любит кровь, да? — кивнул я понимающе.

— У нас принято говорить, что она пробуждает инстинкты владетелей, — ответила Калидия. — Или что в ней сохраняется воинственный дух великих предков, которые носили её до меня. Но мне иногда кажется, что у оболочки есть нечто вроде собственной воли.

— Может быть, бочки со свежей кровью нравились им больше этой синтетики, — предположил я. — Не зря в традициях владетелей упор на всё натуральное.

— Пойдёмте отсюда, — сказала Алька, поёжившись, — что-то мне не по себе стало.

***

— Можно посмотреть? — Калидия потянулась к моему скетчбуку.

Я как раз наношу последние карандашные штрихи. Карандаш или уголь. Лёгкий штрих, набросок, намёк, недоговорённость силуэта, который однажды станет другим. Это только первые кадры моего мультфильма. Мультика о превращении красавицы в… Хрен его знает, во что именно. Но красавицы больше не будет, только референс.

— Конечно, можно, — передаю ей блокнот.

Она долго рассматривает набросок.

— Похожа… Наверное. Но не очень.

— Так и должно быть. Это скорее процесс, чем этап.

Она принялась листать дальше, проглядывая штриховые портреты пациенток, скетчи городских пейзажей и эскизы интерьеров. Иногда я рисую и просто так, да.

— Эти девушки… Вы их тоже?..

— Всего лишь лёгкая косметология. Не везде принято закрывать лица масками.

— Это ваша ассистентка? — долистала до наброска времён Алианиных прыщей. Кажется, что это было годы назад, а ведь времени всего ничего прошло.

— До того, как стать ассистенткой, она была пациенткой.

Алиана ушла к себе в комнату и не слышит, иначе краснела бы сейчас.

— Нарисовано… С чувством, — внимательно рассматривает рисунок Калидия.

— Просто удачный черновик. Между нами нет отношений.

— Мне кажется, она к вам не вполне равнодушна.

— Побочный эффект… лечения. Иногда возникает нечто вроде импринтинга. Некая сложного рода связь, ложное ощущение близости. Это проходит.

— У меня тоже будет? — улыбнулась девушка.

— Не думаю. Но, может быть, тебе сложнее будет меня зарезать.

— Я же сказала, что передумала.

— Отец может поручить тебе нашу ликвидацию, оболочка добавит свою жажду крови, и вот уже наши головы отдельно от тел.

— Не надо так говорить, — помрачнела она, — потому что это и правда может случиться.

— Тогда постарайся ко мне не привязываться.

— Вот ещё. И не думала. На сегодня всё?

— Пожалуй. Пойду в свою комнату. До завтра.

***

В комнате на моей шее повисла Змеямба.

— Сюрприз!

— Зме, как ты…

— Разговоры потом. Эта дверь запирается? К чёрту, подопри стулом!

Потом мы лежим рядом, восстанавливая дыхание, я рассеянно глажу её грудь, отмечая, что не зря в прошлый раз делал наброски. Пара кадров простенького мультика «Отличные сиськи для твоего возраста». Как там выразился циничный Слон? «Скрутить пробег»? Да, это я могу. Это мир от меня стерпит. Не радикально, но чуточку здесь, чуточку там, капельку внимания животу, немножечко — бёдрам, совсем чуть-чуть — ягодицам. Шея и руки всё равно выдадут, но с ними сложнее, их видят все. Визуально помолодевшая Змеямба — это дорогой референс. А сиськи она, при всей лёгкости отношения к сексу, показывает не каждому встречному. Тем более, что у неё, судя по всему, давно никого не было.

Чем мне нравится Змейса — её можно прямо об этом спросить.

— Угадал, — улыбнулась она в ответ, — чуть паутина промеж ног не завелась. Новый состав для меня слишком молод, точнее, я для них старуха. А нас, первых, почти и не осталось. Не со Слоном же спать? Он мужик ещё бодрый, но как-то, не знаю, помутнел, что ли. Ну и вообще, такой стал командир-командир, ать-два, руки по швам, ноги раздвинь. Скучно.

Змеямба тихо засмеялась и прижалась ко мне плотнее.

— Гай совсем сдал, — продолжила она. — Ходит вечно унылый, бормочет о том, что нонеча, мол, не то что давеча, как будто ему сто лет, хотя он не старше нас с тобой. Пыталась его утешить в постели, так он за минуту кончил и час за это извинялся. Можно подумать, я от него невесть каких подвигов ждала. Джабба и раньше меня не особо привечала, а теперь вообще смотрит как на говно. Чем она толще, тем злее. Мартых, сам знаешь, не по тому полу — на молодое пополнение слюной капает. Однажды вообразил, что нашёл взаимность, но ошибся и огрёб по морде. Обидок было! Карабас стал сильно бухать. У пьяного у него не стоит, а трезвый он думает только, как бы так выпить, чтобы командир не спалил. Слон обещал его выгнать к чертям, но пока тянет, жалеет. Все-таки первый состав, столько лет вместе. У Безмена с виду всё нормально, но на деле кукуха давно улетела, я-то знаю. То требовал, чтобы я его била, то просил придушить. Я не против иногда поиграть в игры, но у него как-то совсем всё серьезно, до жути. С Мегерой мы иногда друг дружку утешаем, но она в последнее время бешеная стала. То ругается, то рыдает. Спрашиваю: «Что с тобой, Мег?», — а она: «На что мы свою жизнь просрали, Змейса»? Стареет, что ли. В общем, Докушка, хорошо, что ты вернулся.

Змеямба обняла меня, прижалась и положила голову на грудь.

— Зря ты пришла, Зме, — сказал я со вздохом. — То есть, я тебе очень рад, конечно, но хрен тебя теперь дальше гостиницы выпустят. Я надеялся, что хоть ты с крючка сорвёшься.

—Куда мне срываться, сам подумай, — она отодвинулась, села в кровати, поджав под себя ноги, уставилась на меня сверху.

Шея, подбородок, руки, небрежно закрашенная седина в волосах, мимические морщинки у глаз и губ, но больше всего — сами глаза, которые видели слишком много говна и крови. И всё равно — хороша. В молодости была та ещё красотка.

— У меня, друг мой Док, ни хрена нет, кроме нашей команды. Никого и ничего. И уже не будет. Я понимаю, что ситуация хуже некуда, но, если нас тут всех положат, так я со всеми. Да, Гай прав, команда уже не та — молодые тупо за деньги, старики перегорели, Слон что-то мутит. Но это всё, что мне осталось. Так что придётся тебе потерпеть меня в своей койке. Как насчёт повторения?