
Онлайн книга «Толстый на кладбище дикарей»
Тонкий исподтишка разглядывал тетино лицо в зеркало заднего вида. Черт ее знает, этого опера, в курсе она или нет… Ночного гостя не видела, кто хозяин визитницы – не знает, к тому времени, как детей брали, бомж уже валялся в траве. Скорее нет, чем да. И сейчас она своими руками (и ногами) отвезет его на вокзал… Положение надо было срочно исправлять. А то еще пара километров и… Тонкий завел больную ногу подальше за тетино сиденье и втихаря осторожненько, чтобы бомж не видел, от души врезал себе прямо по ссадине. Из глаз брызнули слезы, из ссадины – кровь, все как положено. – Теть! – Тонкий хныкнул так, что самому себя жалко стало. – Останови, вон деревенская аптека. Пли-из! Тетя, не привыкшая к нытью Тонкого, даже не сразу поняла юмор: – И что? Что мы там забыли? – Обезболивающие, блин! – Тонкий старательно рыдал и корчился, изображая адские муки. – Я до больницы не доживу. Тормози! Тетя Муза пожала плечами, но ничего, затормозила: – Где там твоя аптека? – Вон, вон, проехали-и-и! – Тонкий не боялся переиграть: даже если тетя Муза поймет, что племянник валяет дурака, то догадается, что у него есть на то причины. И сейчас, вместо того чтобы рявкнуть: «Не кривляйся!», она покладисто дала задний ход: – Показывай. – Вот там, там, ага… Машина встала аккурат у самой аптеки. Тетя вытащила ключи: – Посидите, я быстро! – Нет! – Тонкий уже перешел на истерику. – Ты не знаешь, какой, ты здоровая, как бык, в лекарствах ни черта не разбираешься! Тонкий подумал: хорошо, что бомж с ними. Без посторонних глаз тетя бы просто убила Сашку за такие фривольные высказывания. А тут ничего, только плечами пожала: – Ты, что ли, больной? – Я с бабушкой и дедом живу, о болезнях и лекарствах знаю все и немного больше! – припечатал Тонкий. Это была правда, поэтому тетя удивилась не сильно: – Пошли, специалист. Извините нас! – Бросила она бомжу и хлопнула дверцей. Тонкий вылетел за ней, забыв о больной ноге. Разговаривать здесь между аптекой и машиной – так себе идея, пришлось и правда затащить тетю в аптеку. Тонкий взлетел по трем ступенькам так, что даже сам понял: нет там никакого перелома, ушибся сильно, вот и все. Тетя вошла за ним. Брякнул дверной колокольчик. Аптекарши даже головы не повернули в сторону вошедших: была небольшая очередь, они ею и занимались, не обращая внимания, кто там еще пришел. Тетя отвела его к неработающей кассе, подальше от окна и потребовала: – Выкладывай, племянник. Старушка в очереди с любопытством покосилась в их сторону. Понятно, люди новые, ей любопытно. К тому же один из них сейчас что-то выложит… Тонкий оттянул пояс брюк и, на глазах изумленной публики, выложил паспорт. Бабулька хихикнула. Тетя изумленно вскинула брови, но паспорт взяла, открыла. С фотографии на Тонкого смотрел ночной гость, он же Семеныч, только на десять лет моложе. Без щетины на подбородке и вообще посвежее. Тетя даже не поняла сначала: – Ковалев Роман Петрович. И зачем ты у него паспорт стырил? – Он тебе никого не напоминает? – вкрадчиво спросил Тонкий. – И переплет паспорта, кстати, тоже. Тетя сунула руку в карман и достала визитницу ночного гостя. Да, Тонкий не ошибся: она была такая же, как переплет паспорта. Та же кожа, тот же цвет. А тетя изучала фотографию: – Бомж, вижу. Это все? Нет, конечно. Тонкий выложил ей про все свои встречи с этим бомжом, особенно напирая на две последние. Тетя слушала, брови ее ползли все выше. Бабулька в очереди тоже слушала. Потом наслушалась, подошла, тронула тетю за плечо: – Вы не переживайте, у них у всех игры теперь такие. Тетя рассеянно кивнула, типа, да, такие, достала кошелек и протянула Тонкому десятку: – Купи себе гематогену. Я сейчас. – И нырнула за прилавок. Сонная продавщица пискнула: «Что?», но через секунду уже провожала тетю в подсобку. Тонкий понял: она попросила позвонить. Ну и хорошо, ну и ладно, гематогенину он и впрямь заслужил. Хотя кое-кто и от обезболивающего действительно не отказался. Тонкий пристроился в хвост коротенькой очереди. Бабулька стояла перед ним. Увидев, кто пришел, она расплылась в улыбке, как будто только Тонкого и ждала. Ее круглое с веснушками лицо напоминало настоящий блин. Блин показал в улыбке единственный зуб и выдал: – Ну и чего ты озоруешь? – Я? – удивился Тонкий. – Ну не я же, – поучительно ответил блин. – Мать довел, смотри до чего, валерьянку пить пошла… – Да все они такие теперь, – поддержала ее другая бабулька. – Бесполезно разговаривать, себе дороже. Тонкий стоял и не знал, что ответить. У него был богатый опыт общения с бабульками, и он отлично знал главное правило: «Все, что вы скажете, будет использовано против вас». Поэтому лучше просто молчать. Это, конечно, невежливо, но… – Ну чего, язык проглотил? – наседал блин. – Тебя взрослые люди русским языком спрашивают: зачем мать довел? Тонкий хотел спросить, как и до чего, но вовремя передумал. Принял классическую стойку: ноги на ширине плеч, глаза в пол, нижняя губа оттопырена на полтора сантиметра и выдал: – Я больше не буду. – Ну здрассьти! – разочаровался Блин. – Что ты как маленький: «больше не буду»… Говори нормально, у кого паспорт спер? И зачем? Ах вот оно что! Вездесущие бабульки услышали обрывок разговора! Причем такого, который посторонним слышать вообще не следует, но это уж как получилось! В конце концов все поправимо: – У отца, – не задумываясь ответил Тонкий. – Нам пиво не продавали без паспорта. – Правильно сделали. – Открыла Америку, Блин. – Они и не должны продавать пиво несовершеннолетним… – Да разве сейчас кто-то делает, что должен?! – поддержала разговор другая бабулька. – Вот в наше время… – В ваше время мальчики носили вам портфели, и рюмки вина хватало вам на двоих! – не выдержал Тонкий. Блин переменилась в лице. Точнее, в блине. Блин сморщился в пережженный оладушек и стал брызгаться масляной слюной: – Да ты!.. Да как ты вообще смеешь рассуждать, тебя ж тогда на свете не было! Откуда ты знаешь, сопляк?! – Дедушка рассказывал, – невозмутимо парировал Тонкий, и это была правда. Дедушка не отличается демократичностью, просто он поэт. А поэтов хлебом не корми, дай только порассуждать о временах, людях и характерах. – Да много он понимает, твой дедушка! – продолжала Блин. – Тоже, небось, сопляк, вчера родился! Аптекарша захихикала, и Тонкий тоже. Больше никто юмора не понял, потому что все остальные уже ушли. Очередь бабулька-оладушка подошла минуту назад, а она и не заметила. |