Книга Heartstream. Поток эмоций, страница 31 – Том Поллок

—Кажется, это вполне справедливый вывод, если учесть, что она сорок лет хранила открытки на день рождения.

Она облизывает губы, ее взгляд блуждает.

—Это открытки с пожеланиями здоровья,— тихо отвечаю я.

—Что?

—Большинство из открыток — с пожеланиями здоровья.

Она игнорирует меня. Коротко обстриженная, гладкая голова придает ей сходство с загнанной в угол змеей.

—Он должен быть здесь,— повторяет она.— Должен.

—Кто должен?

Ее взор останавливается на мне, и я могу разглядеть белки вокруг радужных оболочек. Я отступаю на шаг от этого взгляда и тут же чувствую предательское скольжение металла по коже промежности. Внутри меня все сжимается, когда моя находка перевешивается через резинку трусов и наполовину выскальзывает из белья. Я резко приседаю, едва успев поймать преступное устройство на своем бедре, зная, что все это время Полли пристально следит за мной.

—Что это было?— спрашивает она.

В панике я прижимаю руки к нижней части живота, удерживая через платье верхний край телефона.

—Я просидела взаперти несколько часов, я скоро лопну.

Полли реагирует так, будто я ее ударила:

—О господи, точно!— она хлопает себя по лбу.— Прости! Ты, должно быть, думаешь, что я какой-то похититель!

Ирония этого утверждения — достаточно крепкого, чтобы оглушить разъяренного бегемота,— пролетает мимо нее.

—Конечно, конечно, тебе нужно идти. Иди!

Ее голос переходит на крик, и на долю секунды я испытываю желание расслабить мочевой пузырь и описаться прямо перед ней, чтобы посмотреть, как она поступит — интересно, поймет ли она тогда, что она за похититель,— но сейчас она обняла меня и ведет в туалет на первом этаже, а я пробираюсь по коридору, сжимая телефон через платье, притворяясь, что не могу больше терпеть, и каждый раз ощущаю настоящий спазм в животе, когда она грозит коснуться этой чертовой штуки.

Я врываюсь в туалет, хлопаю дверью, резко закрываю замок и прислоняю лоб к дереву. Дрожа, я достаю телефон. Я прислушиваюсь, ожидая услышать удаляющиеся по коридору шаги, но за дверью тихо. Черт, она все еще здесь? Она прижимается ухом с другой стороны в нескольких дюймах от меня, слушая, писаю ли я?

Я добираюсь до унитаза, опускаю сиденье как можно громче, поднимаю платье и стягиваю нижнее белье. Я напрягаюсь и думаю о бесконечных чашках чая, которые люди вливают в тебя, когда ты скорбишь. Я думаю о водопадах и пении под дождем, но когда очень нужно, мочевой пузырь подводит меня. «Ну же, пузырь,— отчаянно думаю я,— где мы с тобой только ни были, писали в знаковых местах на четырех континентах…» Но нет, сухо как в пустыне. Я оглядываюсь. Мой взгляд остановился на кране — но это не то, идиотка, совсем не то. Нужен другой звук, пись-пись-пись-пись-пись… жидкость для полоскания рта!

На краю раковины стоит бутылка ярко-синей жидкости. Последние пару недель мама чистила зубы внизу, и мы, должно быть, оставили ее здесь. Я откручиваю крышку и, прикрывая пальцем горлышко, выливаю тонкую струйку, потом еще одну, а затем ровная струя течет между моих ног. Скрип у двери, и я представляю, как довольная Полли спешно отступает назад.

Я до сих пор не слышу ее удаляющихся шагов. Как бы тихо я ни шептала, я не могу рискнуть и позвонить. Нет, 999не поможет мне. Я поднимаю телефон и…

«Кто они, черт возьми?»

У меня не было возможности взглянуть на телефон с того момента, как он включился. Облако приложений заслоняет обои, но когда я сметаю их в сторону, то вижу двух симпатичных молодых девушек с косичками и брекетами, улыбающихся прямо в камеру. Они определенно сестры, может быть даже близнецы. Я никогда не видела их прежде.

Может, это фотография из интернета? Возможно, это обои на телефон, и у мамы никак не доходили руки их сменить. Но ведь в качестве обоев обычно ставят закаты, тропических лягушек и другое живописное дерьмо, не так ли? А не настоящих, живых людей.

Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть. Мокрые от жидкости для полоскания пальцы скользят по телефону, и сердце замирает, когда я чуть не роняю его в унитаз.

—Что ты там делаешь?— кричит Полли за дверью.

—Что ты хочешь? Лекцию по биологии?

—Я давно ничего не слышала.

—Я жду последние пару… капель,— я возвращаюсь на место.— После того как ты меня заперла, я уже и не знаю, когда в следующий раз попаду в туалет, поэтому пытаюсь выдавить из себя все, что могу, черт возьми!

Похоже, это ее заткнуло, хотя бы ненадолго.

Я смотрю на щеколду на двери. Она не толще карандаша, удерживающие ее винтики уже наполовину вылезли из стены (еще один пример хаоса, которого мама никогда бы не допустила). Полли при желании с легкостью могла бы открыть дверь. У меня мало времени.

Палец нависает над иконкой сообщений, но в мгновенном приступе беспомощности я понимаю, что не знаю наизусть ни номера отца, ни Чарли. Вместо этого я нажимаю на приложение электронной почты.

Пока входящие загружаются, я просто разглядываю строчки. На экране полно имен, которых я никогда раньше не видела.

Сюзанна Джемисон

Заха Патель

Ник Грумсман

Я прокручиваю вниз, переводя взгляд с имен на темы писем:

Я чувствую, как кольнуло сердце. Для этого маме нужен был секретный телефон? Она поддерживала личный диалог со своими врачами? Может быть, она решила, что мы не рассказываем всю правду о ее диагнозе, и хотела узнать его напрямую.

Я вспоминаю о том, как каждую ночь она бродила по дому, расставляя все по местам. Как сильно ей нужен был порядок в ее мире. И насколько хаос в ее клетках, должно быть, испугал ее. Это было так похоже на нее — держать все под контролем.

Я открываю верхнее письмо в папке входящих. Дорогой Бен — так оно начинается. Я моргаю. Неужели первое попавшееся мне письмо было отправлено не тому адресату?

Я возвращаюсь обратно в папку и открываю следующее письмо. Дорогой Бен.

И еще одно. Бен.

Привет, Бен!

Дорогой мистер Смит.

Дорогой Бен…

Я закрываю приложение почты и выдыхаю, уставившись на двух улыбающихся девочек. Я ошиблась. Маме этот телефон нужен был не для бесед с врачами. Это вообще был чужой телефон.

«Мама стащила телефон какого-то доктора?»

В голове полная неразбериха. Может быть, это какое-то специальное приложение для врачей? Что-то связанное с рецептами? Она крала собственные лекарства? Не помню, чтобы ей отказывали назначать какие-то наркотические вещества. И вообще, откуда у нее эта чертова штука?