Книга Вулканы, любовь и прочие бедствия, страница 5 – Сигридур Хагалин Бьёрнсдоттир

—Этот полуостров — самая молодая часть Исландии,— говорю я.— Люди были очевидцами того, как текла лава, которая сейчас укрывает многие из полей. Большое — между горами Блауфёдль и Хейдмёрком — называется Хусфелльсбрюни ^[4]: лава там полилась в тысячном году. Значительная часть лавового поля вот здесь, в Хабнарфьордюре ^[5], намного моложе, например, на лавовом поле Капеллюхрёйн, вот этом язычке, который тянется до Стрёймсвика, лава протекла в тысяча сто пятьдесят первом году. Очевидно, она пролилась на церковь, что и отражено в названии лавового поля.

Человек, прибежавший последним, что-то говорит, но его не слышно; он теребит настройки наушников, пока ему наконец не удается включить микрофон.

—Вся эта лава изверглась из одного и того же вулкана?

—Нет,— отвечаю я.— На этом полуострове нет одного главного вулкана — вроде Геклы, или Катлы, или Эрайвайёкюдля. Извержения происходят в системе трещин, которая тянется с мыса Рейкьянес через Свартсенги, Фаградальсфьядль, Крисувик и горы Бреннистейнсфьёдль. Гору Хейнгидль иногда тоже относят к полуострову Рейкьянес, но это сам по себе главный вулкан и имеет мало отношения к ней. Серии извержений здесь могут продолжаться много десятилетий и перемещаться между системами. В последний раз, когда Рейкьянесская система извергалась, в тринадцатом веке, выбросы продолжались тридцать лет. Разумеется, с перерывами.

—Извержение длиной в тридцать лет? Вот это было нечто!

—Точных описаний нет, но, судя по всему, серьезной опасности для людей это не представляло. Это были лавовые извержения не слишком сильные, которые появлялись и исчезали, постоянно давая о себе знать в новых местах. Такие извержения у нас называют «огнями». В летописях описано значительное выпадение пепла, то, как разверзались пропасти, как земля трескалась, ландшафт менялся. Много десятилетий после окончания извержения в тех местах плохо росла трава. Мой коллега Эйрик расскажет вам лучше; все это можно прочитать по геологическим слоям.

Я вынимаю из рюкзака потертый листок в пластиковом конверте и подаю его сидящим сзади. Бледная девушка с Центрального телевидения берет его, тщательно рассматривает, фотографирует на телефон и передает фотографу.

—Веселая тут была жизнь в тринадцатом веке,— продолжаю я.— Десять извержений за тридцать лет! По местным топонимам видно, что все это веселье наблюдали люди. Вот прямо под нами внизу Хауибрюни ^[6], а направо — Брюни ^[7]. И здесь повсюду есть холмы с такими названиями, как Оубреннисхоульм или Оубриннисхоул ^[8],— в тех местах, где лава окружала холмы и возвышенности ландшафта. И легко увидеть границы, где новая лава натекала на старую, снова и снова, и так сложились геологические слои полуострова Рейкьянес.

Бледная журналистка включает микрофон:

—Почему же столицу построили здесь, если люди знали про все эти извержения?

Я улыбаюсь ей.

—А просто о них забыли. Они случились так давно, много веков назад, задолго до того, как старые поселки стали городом, а мы начали строить дома на лавовых полях. История людей движется быстрее, чем история земли, и память у нас короткая. Тысяча лет — тридцать людских поколений, а для геологии это всего лишь миг. Как один день.

Она таращит на меня глаза:

—А это не опасно?

—Опасно? Да все опасно! Вероятность погибнуть в автокатастрофе или свернуть себе шею гораздо выше, чем угодить в извергающуюся лаву. И едва ли сейсмическая активность на полуострове представляет большую угрозу. Скорее всего, она доставит неудобства, в основном из-за движения земной коры: покрытие на шоссе растрескается, водохранилища придут в негодность, линии электропередачи оборвутся и тому подобное. Если мы собираемся обосноваться здесь, нам придется с этим считаться. Ведь живем мы на горячем участке, над плавильником в магме, где образуется лава. А иначе нас бы тут не было и эта страна бы не существовала. У нас под ногами бьется огневое сердце — оно часть нашей жизни.

—Как увлекательно!— говорит опоздавший. Его глаза сверкают.— Эта неистовая творящая сила, которая дает о себе знать снова и снова и формирует землю. Одновременно создание и разрушение. Наверное, работать с этим умопомрачительно!

Я вежливо улыбаюсь, не отпуская микрофон.

—Ученые всегда должны придерживаться фактов и научных выводов. У нас нет времени ни на увлечение, ни на умопомрачение.

Он усмехается так, что сверкают белые зубы.

—Мать-природа, детка. Ей наплевать на научные выводы, она сама — одно сплошное умопомрачение.

Я качаю головой и сосредоточиваюсь на ландшафте под нами. Вот ведь придурок!

Мы пролетаем над морем, над островами Эльдей и Гейрфюгласкер. Вертолет почти касается поверхности воды, волны разбегаются от взмахов лопастей. Никакой странной активности мы не замечаем, ни пузырьков воздуха, ни изменения цвета, никаких признаков того, что под водой происходит что-нибудь необычное, разворачиваемся и снова летим над лавовыми полями, молча смотрим на город, который приближается на головокружительной скорости.

Через три дня к югу от мыса Рейкьянес лопается земная кора, открывается трещина на дне моря прямо возле бухты Кедлингарбаус, с жуткими взрывами, столб дыма возносится на много километров в небо, и на Кеблавик низвергаются тысячи кубометров шлака и пепла.

За двенадцать минут до этого я просыпаюсь от звонка своего телефона. Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить, о чем сообщение Метеоцентра, переварить информацию о том, что вот-вот начнется.

Одно сплошное умопомрачение, детка!

Извержения на полуострове Рейкьянес в историческое время