Онлайн книга «Аномалия»
– Хлопок. – И стопроцентное противозачаточное средство. – Для поездок в метро так и задумано. Это вместо тех трусов, которые были на тебе. Ну а лифчик, так сказать, бонусом, – как же много вертится слов на языке. Жаль, что все матерные. И я бы их непременно произнесла вслух, если бы не увидела, вышедшего из машины Вадима. И, кажется, это уже становится традицией – радоваться приходу этого индивидума. А ведь еще минуту назад меньше всего, что мне хотелось, так это то, чтобы Потапов его увидел. – Добрый день, – несмотря на то, что утро выдалось поганым, сейчас я испытываю своеобразное удовлетворение, видя лицо Потапова. – Эля, нам пора, – берет меня за запястье и ведет к машине. – До свидания. Выехав с места, поворачиваюсь к Вадиму и буквально сверлю его взглядом. – Ну может, ты уже что-нибудь скажешь? – Вечером твоя мама вызвала скорую и настояла на том, чтобы ее отвезли именно в государственную больницу, а не в частную клинику. Она в гинекологии. Испытываю какое-то невероятное облегчение, осознавая, что мама не попала ни в какую аварию. – Давай ты не будешь говорить ей о возможных последствиях гулянки твоего отца. И даже без намеков и расспросов. Не то время. – Я сама разберусь, что мне с ней делать. А почему у нее выключен телефон? Она на операции? – Насколько мне известно, операцию ей не делали. Думаю, что телефон просто разрядился. Учитывая, что Марина крайне скрытный человек, подозреваю, что она вообще не хотела, чтобы кто-то знал, что она в больнице. Она строго-настрого запретила охране об этом говорить. Боже, только не какой-нибудь рак! Всю оставшуюся дорогу я еду как на иголках в полном молчании. И только, когда мы приходим в гинекологию, я первой нарушаю молчание, когда понимаю, что Вадим намеревается идти со мной. – Спасибо за помощь. На этом все. Благо никаких пререканий я не получаю. Мамино желание попасть не в частную клинику, мягко говоря, удивляет. Ладно, меня уже не удивить такой обстановкой. Но ее-то? Хорошо хоть отдельная палата. Тихо вхожу в палату. Живая, по-прежнему красивая и улыбается. Будь у нее рак, она бы, наверное, не улыбалась? – Что у тебя с телефоном? – на языке столько вопросов, а я задаю такую хрень? – Уже заряжается. Я решила не трогать его, чтобы не читать никаких новостей. Ты чего такая? – А ты? Я думала, я веду себя как ребенок, а ты недалеко от меня отошла. Как можно было не сказать никому, что ты в больнице?! Так не делается, мама. – Ну ты чего? Со мной все нормально. Чего ты ревешь, глупенькая? – тянет меня на себя, обнимая. Да я бы и не знала, что реву, если бы она не сказала. – Я не хотела никому говорить, пока не будет хотя бы шестнадцать недель. – Чего? Какие шестнадцать недель? – и тут до меня доходит. – Ты беременна? – кивает. – На сохранении? – очередной кивок. – Предыдущие два раза заканчивались так же. Я не хочу повторений. Со мной все нормально. Я скорее перебдела. – То есть папа не знает? – Нет, конечно. Пока у него ничего не устаканится с делами, я вообще не буду ему ничего говорить. Не хватало, чтобы он еще этим себе голову забивал. – Господи, мама, я думала, у тебя какой-нибудь рак, а беременность… капец. – Что именно? – Я думала, в сорок один секса уже нет, – на мой комментарий мама лишь усмехается. – Он и в шестьдесят есть. – Ой, не надо мне таких страшных подробностей. – Ты как ляпнешь. – Да уж, лучше ляпать, чем молчать и не брать трубку. Тебе что-нибудь надо же купить. Вещи привезти. – Не надо, у меня все есть. Тут даже автомат с шоколадом есть. И вот как? Как мне теперь быть, черт возьми, если у меня действительно есть сестра? А Вадим как будто специально выждал момент. Сукин сын! – Ты зачем замазала веснушки? – Потому что скотина, в которую я влюбилась, сказал, что моя внешность на девять из десяти. Из-за веснушек. – Я даже не знаю, что меня больше удивляет. То, что ты влюбилась или то, что он скотина. – Второе тебя не должно удивлять. Мужики все скотины. – Не все. Твой папа точно нет. И знаешь, это даже хорошо. – Что? – Что ты влюбилась, пусть и в скотину. Зато теперь проще будет донести до Кости, что в таком случае навязанный брак невозможен. Ну что там за скотина? Расскажи. Капец. И ведь рассказываю же. Вот только ночные приключения слегка приукрашиваю. – Так он тоже влюбился. И белье такое подарил, чтобы… поддеть. Ну подари он тебе шелк, ты бы обратила внимание, учитывая, что у тебя такое в изобилии? – Не обратила бы. Я не хочу больше о нем говорить. Я давно хотела спросить. А как думаешь, папа тебе когда-нибудь изменял? – Нет, конечно. – Уверена на сто процентов? – На двести. Почему ты спрашиваешь? – Стало интересно. И вы никогда не ругались так, чтобы хлопнуть дверьми и досвидули? – Ругались, конечно. Когда ты родилась, мы жили в крохотной однушке, мне было так сложно, что однажды я не выдержала и позвонила маме. Она стала жить у нас. Помогать мне, а заодно мотать нервы Косте. И мне, конечно. У твоего папы все же сдали нервы, и в очередной ссоре он сказал выбирай: или она, или я. Ну я была девятнадцатилетней идиоткой, привязанной к маме. Выбрала ее. – И? – И Костя ушел. – Куда? – Понятия не имею. Но уже через месяц вернулся. Больше я мать не выбирала. Месяц. Целый месяц. Мог ли он с кем-то замутить за время, когда они расстались по обоюдной дурости? Черт, черт, черт! *** Вот уж чего я не ожидала, так этого, что женишок будет меня ждать. Хоть и видеть его не хочется, но добираться самой на метро аналогично. Поэтому я усаживаю свою пятую точку на удобное сиденье и молча еду уже до другой больницы. – Хочешь посмотреть на свою сестру? – У меня нет сестры. – К моему сожалению, есть. Все равно нечего делать в пробке. Смотри, – протягивает мне мобильник и демонстрирует… лепеху. – Это коровья лепешка. – Точно. Я в нее вступил. Запечатлел на память, так сказать. Хотя, там, что лепешка, что сестрица, разницы особой нет. Сейчас. Вот она, – этот придурок надо мной издевается? – Тут стадо овец. – Ну вот одна овца среди других овец. Которая наклонилась к траве, демонстрируя пятую точку. – Ты пил, что ли? – Я каждый день пью витамин Д и омегу. Если ты не поняла, твоя сестра деревенская барышня из глухой, нет, не так, очень глухой деревни. Нет, снова не так. Глухой, с такой типичной буквой «гэ». |