Онлайн книга «Смена»
–Тебе, Нина, на конкурсе поэтов надо выступать,– сказала я, как мне показалось, с ехидцей. –Че, правда?– искренне отозвалась Нина. –Конечно, правда,– заверила я. В этот момент Люся посмотрела на меня и через секунду одиноко захохотала. Это было удивительное чувство, сравнимое с хрустом треснувшей под ботинком корки льда по еще холодной весне. Тронулось, надломилось, прорвалось. Наконец-то. * * * Дурных стихов простить нельзя, я знала это наверняка. Но в предложенных обстоятельствах как будто и можно. Благодаря им-то мы с Люськой наконец вспомнили, как было раньше, когда мы читали мысли друг друга, знали наперед, чем закончится фраза, еще в ее начале и раздражали окружающих своим идиотским смехом, причины которого известны лишь нам двоим. После нашей поездки на крыше мне срочно захотелось ей все про себя рассказать – про Вадика, Антона, мои к ней противоречивые чувства. Без страха зависти и упреков с ее стороны. Поэтому той ночью после отбоя мы проигнорировали общий поход в «Акварель» иустроили свою собственную вечеринку на море с красненьким. Я разливала его по украденным из столовой кружкам для чая и вспоминала: акогда мы с ней в последний раз вот так просто, без цели, незачем? Непростительно давно. Красненькое быстро развязало Люсе язык: всадив полбутылки, она грустила о том, что смена перевалила за экватор, а с ней так и не случилось ни одного любовного приключения. –И на хера я сюда вообще приехала? –Как на хера? Детей воспитывать. –Ой, я тебя умоляю. –Ну окей. Практику закрыть. –Практику закрыть я и в библиотеке с книжками вонючими могла. –А чего вонючими-то? –Хуенючими!– предсказуемо ответила Люся.– Да какая разница! Короче. Мне срочно надо с кем-то замутить,– сказала она и утерла нос совсем по-детски. «Замутить» было любимым Люськиным словом. Она все время мутила, подмучивала, примучивала. –Тут не с кем,– мрачно отозвалась я. –Это да,– ответила Люся и в качестве подтверждения рассказала, что узнала о мужской части взрослого состава «Чайки». Досье выходило не самым радужным: парни в «Чайке» были сплошь неликвид. Игорь из четвертого отряда был уже занят кем-то из вожаток, фельдшер Серго – «вечно с кислыми щами», у Андрея из шестого пахло изо рта, а Володя из десятого «одевался как обсос». Ему, кстати, был подарен шанс, которым он весьма неэффективно распорядился: пришел на свидание с букетом свежесодранных зонтиков борщевика, от которых у Люси руки пошли волдырями. Вердикт был таков: не надеяться на «Чайку» ипопытать счастья в «Буревестнике», соседствующем с нами спортивном лагере. –Погоди, а этот с кухни? Как его там… Никита. –Ви, ты че? У тебя глаза где? Он ж по Нике сохнет. –Да? Люся ответила известной рифмой. –У тебя там радар, что ли, встроен? –Никакого радара не надо, если увидишь, как он на нее на дискотеке пялится. –А Антон?– спросила я наконец самым безразличным голосом, на который была способна. –Да, вроде ровный тип. А че? –Ну, видишь, есть же нормальные. –Здрасьте, приехали. Он же женатый. –Откуда знаешь?– уже настоящим, искренним голосом спросила я. –Да девки говорят. Девки, значит, говорят. –Ну допустим. А вот чисто теоретически. Ты что, не можешь замутить с женатым? –Во-первых, на хер мне это надо? Во-вторых, правило трех «ж»– жирный, жестокий, женатый, сто раз ведь обсуждали. В-третьих… Она замолчала, словно все-таки немного боролась с собой, но потом сказала: –Фу, нет, конечно! –Почему «фу»? –Ну блин. Это неправильно. –И что? –Ну как «и что»? Он же от жены все равно не уйдет. –Откуда ты знаешь? –Блин, Ви, че пристала, знаю, и все. –Представляешь, в Средние века Священный синод не разводил мужей и жен в случае, если они друг другу изменяли,– сказала я в попытке сменить тему, но, кажется, сделала только хуже. –И че? –Да не, ниче. Распереживавшись, что проявила чрезмерный интерес к вопросу, я замолчала и подняла глаза на Люсю. Море явно пошло ей на пользу. Стала еще острее, свежее. Даже загорела благородно – цветом пергамента, а не курицей гриль. –Ты такая красивая,– сказала я, кажется, впервые в жизни. –Да это я схуднула тут просто. Вчера в медпункт зашла и взвесилась. Минус три килограмма,– отмахнулась Люська. Раньше подобная новость могла выбить меня из колеи на пару дней. Раньше. Но не сейчас. Я думала о другом. Люсины суждения меня успокаивали и ужасали одновременно. Успокаивали, потому что она явно не претендовала на Антона. Ужасали, потому что, раскрой я правду, она наверняка меня бы осудила. –Слушай, я тут давно собиралась, но что-то все никак… Глаза Люси вспыхнули в предвкушении, как лампочки перед антрактом. Я выдохнула и произнесла наконец: –Скажи честно, ты че, торчишь, что ли? Не знаю, как это вышло, не спрашивайте, но эти слова про найденный в чемодане зиплок вытолкнулись подсознанием куда быстрее и опередили признание в порочной связи. –Не поняла… –Ну, травку куришь? –Э-э-э-э… чего? Какую травку? –Да я у тебя в вещах увидела… ну это… пакетик с серой штукой какой-то, маленький. Люся совсем не фальшиво нахмурила лоб, пытаясь вспомнить. А спустя минуту расхохоталась: –Вет, ты реально подумала, что это гаш? –Ну да. –Ну я с тебя выпадаю, конечно! Она еще долго истерически смеялась, прежде чем отдышаться и уже по-человечески сказать: –Это камень из почек, который я выссала три месяца назад! Я ахнула. Люся продолжала ржать. –Господи, ты зачем его хранишь-то? –Врач сказал для исследования оставить,– ответила она. А потом, прищурившись, добавила:– Ты мне лучше скажи, зачем в чемодан мой залезла? М? Я подумала тогда: ну все, теперь отступать некуда, точно расскажу. И показала на пустой стакан, мол, налей сначала, объясню. Однако на второй бутылке металлически сверкнувший в Люськиных неумелых руках штопор не выдержал, жалобно напоследок звякнув. Тогда мы пошли в «Акварель» кнашим – попросить другой. Встретивший нас Антон изъявил желание открыть сам. И не просто так, а ботинком. Больше чтобы повеселить народ, чем открыть, на самом деле, я это уже про него понимала. Ну че, камеры протерли? Сторисы снимаете? Не преуспев в открытии вина собственной обувью, но уже войдя в раж, он отказывался признавать поражение. Любивший внимание публики Антон решил-таки довести представление до конца и сделать все по старинке – ручкой или карандашом. Письменных принадлежностей, ясное дело, ни у кого из присутствующих не оказалось, и он обратился к нам с Люсей: |