Книга Найди, страница 25 – Фэя Моран

* * *

Я со стороны наблюдаю за тем, как тело убитого грузят в машину Зайда, подъехавшего после первого же звонка.

На улице уже вечер, холод накрывает меня с ног до головы. И Гай, заметив, как я поёжилась, пытаясь обнять себя за плечи, обходит машину и накидывает на меня снятое с себя чёрное пальто. Оно тёплое от его тела и греет меня в считанные секунды. Я снова поражаюсь тому, как руки, заляпанные кровью до самых локтей, могут быть такими заботливыми.

— Ну ох_еть! — вскидывает руками Зайд, закрывая багажник. — Ты хоть представляешь, что за х_йню ты только что учинил?

— Не было другого выхода, — холодно отвечает Гай.

— Но ты убил одного из серебряных, — напоминает Нейт, словно в этом есть нужда. — Убил Юстаса, мать его, Крейга.

Никто из них не говорит о том, что убийство произошло на глазах у сотен людей. Их это не волнует.

Я всё ещё в оцепенении. Кровавые картинки мелькают перед глазами через вспышки света.

— Я повторяю: не было другого выхода, — отвечает Гай сердито. — И вы оба это знаете. А теперь избавьтесь от тела. Нужно ехать в «Angels Night».

Он хватает меня за руку прежде, чем я успеваю что-нибудь произнести. Затем ведёт к своей машине. Я дрожу от ужаса, хотя не сразу замечаю это.

— Тебе холодно? — спрашивает он, когда мы садимся в автомобиль. Гай пристёгивает меня ремнями безопасности, плотнее прикрывает на мне пальто и включает обогреватель кресел.

— Нет, — выдаю я. Голос дрожит вместе с телом. — Я боюсь.

— Уверяю, никто больше не...

— Я боюсь тебя.

Он отстраняется от меня как от яркого пламени. Или как от лезвий, полетевших ему в лицо. Взгляд такой напуганный, что я сперва не узнаю в чертах лица того самого Гая, который всегда в себе уверен. Который всегда готов убить любого, кто вдруг перейдёт ему дорогу. Который только что убил человека посреди огромного торгового центра, на глазах у мужчин, женщин, детей и стариков.

— Я — последний человек, которого ты должна бояться, Каталина.

— И вопреки этому я тебя боюсь, — повторяю я сухими губами. — Я не знаю, чего от тебя ожидать в следующую секунду. А если вдруг ты убьёшь... и меня?

Я вижу, как меняются его глаза. Как нахмуренные брови теперь гнутся в злости, а губы сжимаются в линию. Он откидывается на спинку кресла и вздыхает, начиная:

— Как ты думаешь, было ли страшно ребёнку однажды выйти во двор дома и обнаружить бездыханное обугленное тело собственной матери? Боялся ли он?

Я не успеваю ответить, как он резко поворачивается ко мне, горя от гнева, поддаётся чуть вперёд, повышает голос:

— Отвечай мне, Каталина! Было ли этому ребёнку страшно? И мог ли он обернуть время вспять и не допустить ничего подобного?

У меня в глазах накапливаются слёзы. Губы дрожат. Я опускаю взор на свои руки, на пальцы, которые размываются и стекают бледными цветами.

— Так вот, то событие уже позади, а этот ребёнок учился одному все эти годы – убивать. Теперь он один из лучших в этом деле. — Его пальцы хватают меня за лицо и поднимают вверх, чтобы Гай мог смотреть точно мне в глаза. — Я убиваю искусно, много и долго, Каталина. Я пролил столько крови, видел столько страданий, что тебе не может присниться и в самом страшном сне... Однако сейчас я здесь, и ты здесь рядом с этим убийцей. Потому что то, что ты сделала со мной, толкает меня на самые безумные и отчаянные поступки. Я предал мать, предал отца, семью, честь и целые поколения. Теперь мне нет места в этом мире, теперь я – беглец, как и ты. И хочешь ты того или нет, мы одно целое.

Он разжимает пальцы, освобождая моё лицо, и я ощущаю, как слёзы стекают по щекам. Гай отворачивается, стискивает зубы настолько сильно, что я отчётливо вижу линию его острой челюсти.

— Твой отец отнял у меня самое дорогое, — говорит он. Голос теперь стих. — А я не смог отнять у него что-то взамен. Не смог отнять у него тебя. Оказался не таким уж и сильным, каким себя считал. Каким считал меня отец.

Я отрицательно качаю головой:

— Хватит, Гай. Пожалуйста...

— Что хватит? — Он блеснул глазами в мою сторону. — Тебе не нравится правда? Не нравится слышать правду о папаше? Об отнятой жизни?

— Замолчи, прошу тебя... — У меня хрипит голос. Я закрываю уши обеими руками, я готова рвать на себе волосы, чтобы ничего не слышать.

Гай тянет ко мне свою руку, снова берёт за подбородок, на этот раз сжимая его сильнее.

— Я не хочу, чтобы ты уходила. — Он отчеканивает каждое слово. — Ты будешь со мной. Рядом. Всегда. Пока живу я, ты будешь рядом. Пытайся сколько хочешь, но тебе не сбежать. Теперь единственный смысл моего существования – оберегать твою возможность дышать.

И больше я не говорю ни слова: ни ему, ни себе.

* * *

Мы паркуемся возле стриптиз-клуба под названием «Angels Night».

Ещё по дороге мне велели переодеться в чёрное короткое платье, чтобы выглядеть девушкой, посещающей клубы и не противящейся вечеринкам и весёлым времяпрепровождениям. Я так и сделала, совершенно не задавая никаких вопросов.

Теперь мы выходим из машины.

— Самое пи_датое местечко, полное обворожительных кисок, — усмехается Зайд, попивая пиво из сотой, наверное, банки, и захлопывая дверь своей машины.

Я подозреваю, что труп всё ещё лежит в его багажнике.

За ним следом выходит и Нейт. В руках у него телефон, а сам он говорит по нему с Моникой. Я слышу лишь обрывистые:

— Да, моя апельсинка... Ладно... Хорошо, я не забуду купить тебе прокладок... Да, помню: чем больше капель, тем лучше.

Гай откидывает мои волосы назад, заправляет пряди за уши и просто смотрит, стоя передо мной — высокий, весь в чёрном, с зелёными глазами, словно светящимися в темноте. И красивый. Красивый убийца с ещё не засохшей кровью на руках.

— Держись поближе ко мне, — говорит он. — И хоть я знаю, что ты проигнорируешь меня, всё же предупреждаю.

— Зачем мы сюда приехали? — спрашиваю я.

Мы уже пересекаем трассу, двигаясь к двойным дверям, украшенным светодиодной лентой.

— Понимаешь ли, пару десятилетий назад в Сиэтле орудовала одна итальянская мафия, — начинает Нейт. — Они орудуют и сейчас, в принципе. Название хрен выговоришь, поэтому просто буду звать их Спагетти, о'кей? Так вот, в те времена они узнали о существовании Могильных карт, неожиданно заявивших свои права и к тому же начавших прибирать к рукам местных легавых. Состояние тех Харкнессов, – а тогда это был дед Гая, – исчислялось миллиардами долларов, в прочем, как и сейчас, но тогда это были невероятные бабки. Ссориться с ними никому не хотелось, в том числе и Спагетти, так что они решили просто заключить договор. Таким образом, часть Сиэтла забрали себе Могильные карты, а вторую часть – Спагетти.