Онлайн книга «Тобой расцвеченная жизнь»
Что-то незаметно меняется в глубине Патриковых глаз — я едва успеваю заметить это — а потом он глухо осведомляется: —И ты, конечно же, отказала ему? Пожимаю плечами. —А почему я должна была это сделать? Он неплохой парень, да и крыша над головой нам с Линусом не помешает…— Вижу, что перегибаю палку, но остановиться не могу. —У тебя есть крыша над головой,— невесело произносит Патрик. —А неплохой парень, как же быть с ним? Патрик вдруг зло чертыхается и выбрасывает в воздух крепко сжатый кулак с побелевшими от натуги костяшками. На меня он не смотрит — все внимание на Линуса, прыгающего на батуте… —Патрик,— зову я его наконец, слегка касаясь любимого плеча.— Брось, ты ведь все понимаешь… —Да, я все понимаю!— с разворота выдает он, хватая меня за плечи.— Понимаю даже, что я не тот «неплохой парень», который был бы тебе нужен, но… И тогда я прикрываю пальцами его губы, как бы прерывая поток этих самоуничижительных слов. —… Но для меня ты самый лучший,— шепчу совсем тихо, ощущая на кончиках пальцев его теплое, трепетное дыхание,— я думала, ты уже давно понял это. И кто из нас в таком случае старше? Он пристально смотрит мне в глаза и молчит, молчит, сжимая мои плечи чуточку сильнее — у меня точно останутся синяки. А потом, едва успеваю осознать это, его руки уже в моих волосах, настойчиво привлекают меня к себе и… наши губы соприкасаются так стремительно, что я даже вскрикиваю. Глухо, с переходом в блаженный стон, который Патрик буквально сцеловывает с моих губ вместе с нашим неистовым поцелуем. Мы оба тяжело дышим, когда он наконец отпускает меня, делая судорожный, рваный вдох… —Я никуда тебя не отпущу!— наконец произносит он через силу. —И не надо,— отвечаю я только.— Я все равно люблю только тебя… Он не отвечает мне ответным признанием, да я и не жду этого: для того, кто не верит в любовь, он и так сказал слишком много… Только вдруг поднимает руку и проводит по моим раскрасневшимся губам подушечкой большого пальца. Пальцы у Патрика шершавые, словно наждачная бумага… —Боюсь, я снова хочу поцеловать тебя,— произносит он с надрывом, не отрывая от моих губ голодного взгляда.— У тебя такие… —… соблазнительные губы,— заканчиваю я за него с легкой улыбкой.— Да, я знаю об этом. Не так давно меня просветили на этот счет… Патрик мгновенно вскидывается, словно дикое животное, учуявшее запах крови, и отрывисто осведомляется: —Кто? —А вот об этом тебе знать необязательно,— отвечаю я и сама тянусь к нему за поцелуем. Этим вечером я долго не могу уснуть: все прокручиваю в голове события этого неожиданно насыщенного дня, смакуя каждое его мгновение, особенно если оно касается Патриковых губ, и наслаждаясь им вновь и вновь… Сегодня я целовалась с Патриком! Один, два… четыре… шесть раз. Целых шесть раз за один день — и мне все мало! —Ева,— сказал он мне около наших дверей,— ты должна мне открыться… Я должен знать все. Я потянулась к нему и поцеловала в тот самый шестой, заключительный за день раз, а потом просто скрылась за дверью. Спряталась… Отгородилась от Патрика деревом и железом, а ведь мне так хотелось не расставаться вовсе. Чего я боюсь? Он уже знает все, просто хочет услышать признание из моих уст. Но смогу ли я разомкнуть губы и сказать ему простое (нет, не простое) «я Ева Мессинг, та самая девчонка, книжная полка для которой висит сейчас в моей комнате»? Не смогу, горло даже сейчас словно судорогой сводит, даже в любви признаться мне было легче… —Ева,— голос Линуса в темноте почти оглушает меня. —Я здесь. Что случилось, малыш? Он трет сонные глаза и говорит: —Мне мама приснилась… Я рассказывал ей про пони. —Очень хороший сон,— глажу мальчика по тонкой руке, стараясь не показать, насколько разговоры о матери выбивают меня из колеи.— Спи, Линус, спи, малыш. Уверена, тебе приснится еще много-много пони шоколадного цвета… —И белого тоже. —И белого тоже,— соглашаюсь я, продолжая поглаживать его руку. Вскоре он снова засыпает, а я так и гляжу в потолок еще битых полтора часа, пока наконец тоже не засыпаю. Грань между сном и реальностью постепенно истончается, и я открываю глаза. Который час? Чувствую себя абсолютно отдохнувшей, а ведь уснула только под утро… —Линус?— касаюсь рукой пустого места рядом с собой. Матрац и подушка холодные, словно он и не спал на них вовсе…— Линус?!— сажусь на кровати и осматриваюсь. Его одежды, аккуратно сложенной на стуле, там больше нет, и я выскакиваю на лестничную площадку в паническом исступлении. —Линус, Линус, ты дома? Ответом мне — тишина. Звенящая, оглушающая, бьющая наотмашь… Линус. Смотрю на часы в гостиной: десять утра. Что? Я проспала? Как такое возможно… —Линус?— выскакиваю за порог. Линус… Как есть, в пижаме, несусь в сторону Патрикова дома… Наверное, он решил навестить фрау Штайн, так и есть, решил навестить фрау Штайн… —Линус, ты здесь?— Старушка смотрит на меня с удивлением. Она все еще расхристанная, по-утреннему неопрятная…— Простите меня, я проспала,— шепчу я ей исступленно, помогая принять сидячее положение.— И Линус пропал. Вы его не видели? Она отрицательно качает головой. —Я должна его найти. Простите меня, простите…— Выскакиваю из комнаты и несусь обратно к себе в тщетной надежде найти его там. Напрасно… Одной рукой натягиваю одежду, а другой — набираю номер Патрикова телефона.— Патрик! Патрик, это ты? У меня Линус пропал. Его нигде нет… Что мне делать? Он кидает краткое «сейчас буду», и я даже не обращаю внимание на тот факт, что вскоре он появляется вместе с Ингольфом Колем, белесые волосы которого торчат во все стороны, подобно иголкам. —Линуса нигде нет!— кидаюсь я Патрику на грудь и наконец даю волю слезам, от которых едва ли получается изъясняться внятно, но я ничего не могу с собой поделать. Все реву и реву, пока мужчины обсуждают что-то между собой… А потом я слышу слово «полиция» и меня аж подбрасывает на стуле: —Нет, не надо полицию… Вдруг они спросят про маму…— Вижу, как оба одаривают меня удивленными взглядами, но быстро отводят глаза: ясно, один знает про мою мать, а второй знает про Линуса (фрау Коль поделилась с супругом нашим с ней разговором), это и к лучшему.— Линус не мог уйти далеко,— добавляю я совсем тихо.— Просто хочет найти мама, я думаю. Вот и все. На секунду становится так тихо, что я слышу бешеные удары своего сердца… А потом Патрик спрашивает: —Ты что-нибудь знаешь о ней? Я отрицательно мотаю головой. |