Книга Лабиринт, страница 66 – Иден Бар

Пусть Бог простит меня, но я ведь тоже почти сирота. С отцом нас давно уже ничего не связывает, кроме кровных уз и забот о Кате. Мой отец живет в каком-то своём, далеком мире, в котором для меня нет места. И если вдруг не станет сестры, то останусь совсем одна.

Алекс молчит. Я чувствую, как в уголках моих глаз вскипают слёзы, и чувствую его боль, почти физически. Хочу поддержать, но не знаю как. Подхожу ближе, касаясь рукава его куртки.

Его тёплые пальцы находят мои, и переплетают их. Так и стоим, взявшись за руки. Почему-то это происходит органично и естественно.

—Как это произошло, почему?— спрашиваю шёпотом, глядя на крест с благоговением.

—Больное сердце.

—Он прожил девяносто два года, почтенный возраст,— стараюсь говорить бодро.

—Да,— соглашается Алекс,— но я бы отдал жизнь за то, чтобы он прожил ещё хотя бы несколько лет.

—Ты так любил его?

—Любил,— задумчиво отвечает он и поворачивается ко мне, глядя в глаза,— это слово неспособно выразить мои чувства к нему! Я обязан ему всем, что у меня есть. Всем хорошим.

Я киваю, думая о маме. Мне понятно и близко то, о чем он говорит сейчас.

—Знаешь, а я ему рассказывал о тебе,— с улыбкой продолжает Алекс.

—Правда?— вскидываю на него глаза.

—Да.

—И что он сказал?

—Сказал, что я ещё ничего не понимаю и принадлежу к поколению, которое не готово поручиться за свой завтрашний день, не говоря уже о том, чтобы взять на себя ответственность за семью.

—Ну, он был прав,— пожимаю плечами,— если ты пришёл к нему с рассказом обо мне в восемнадцать лет.

—Может быть. А ты,— впивается в меня острым взглядом,— рассказывала кому-нибудь о нас? Кому-нибудь очень близкому?

—Нет,— не хочу врать. И с удивлением понимаю, что я действительно никому не рассказывала! Скупой рассказ Кате, без подробностей, столько лет спустя не в счёт. Мне просто некому было рассказывать.

Тогда я приехала совершенно разбитая, и собирала себя ещё много лет по кусочкам после него. Уставшей от ухода за младенцем маме были бы неинтересны детали моей первой серьёзной влюбленности, да она бы и не одобрила многое, а общение с подругами я надолго прекратила.

Что касается Лале, Джен и Сиюнь — то они видели только то, что было на поверхности наших встреч, там я тоже особо не живописала.

Замечаю почти шок в глазах Алекса, но он тут же напускает на себя равнодушный вид. Никак не комментирует, однако я вижу, что ему неприятно. Улыбаюсь, пытаясь перевести все в шутку:

—Ну а что здесь такого?! Или это, наверное, тоже один из видов психического отклонения?

—Не волнуйся, ты вполне нормальна,— холодно отвечает он, и наши пальцы размыкаются,— если не любила.

С деловитым видом срывает ветку с низкого раскидистого деревца рядом, и начинает сосредоточенно смахивать ею невидимую пыль с памятника.

—Я любила, Алекс! Ты не прав,— отзываюсь со всей горячностью, но тут у него звонит телефон. Он немедленно отходит на несколько метров в сторону, извинившись.

Несколькими часами ранее, Лондон

Невзрачного вида молодой человек, одежда которого хотя и тусклых оттенков, но хорошего кроя, на вид примерно лет от тридцати пяти до сорока, входит в закусочную «Прэт а Мангер».

У него есть деньги, но ему нравится, что здесь можно поесть быстро и недорого.

Он бывает здесь раз в две недели или чаще, в зависимости от обстоятельств. В такие дождливые дни, как этот, чашка горячего и наваристого супа спасает его от простуды.

Молодой человек делает заказ, не глядя в меню, и достаёт телефон. Юная официантка кокетливо улыбается ему, пряча блокнотик и карандаш в объёмный карман униформы нежного кремового цвета. Он переводит ленивый взгляд за окно, по стеклу которого струится дождь. А внутри так тепло и сухо…

Подносит трубку к уху, нажимая вызов. Приятный женский голос с сексуальной хрипотцой отзывается почти сразу:

—Привет, Макс.

—Привет, Женевьева!

—Набери меня в шесть.

—Эм… неудобно говорить?

—Удобно. Но,— она хмыкает или просто медлит,— я люблю тебя слушать под черный кофе с сигаретой.

Молодой человек улыбается.

—Давно он тебе не звонил? У меня кое-что срочное.

—Говори.

—Он ушёл в отпуск, да ещё так неожиданно, что я об этом только узнал!

—В отпуск?— его собеседница явно взволнована,— ты уверен, что это не какая-нибудь операция под прикрытием?

—Дорогая Дженни, я не могу быть уверен ни в чем, что касается твоего мужа! У меня не тот уровень доступа к секретной информации, ты же знаешь. Но официально это так. Я пробовал выяснить подробности у одного из тех, с кем он близок, у Хилла, но после первого же ненавязчивого вопроса нарвался на его пристальный интерес. Пришлось делать глупое лицо. И это еще самый общительный из его друзей, Дженни!

—Знаю. Выясни, что он теперь собирается делать!

—Я не понимаю как, прости. Все, что я мог — это собрать почти официальную информацию для тебя.

—Макс, это важно! Я кое-что чувствую,— она колеблется или раздумывает,— что, возможно, это наш второй шанс! С ним что-то происходит сейчас, я уверена. Наконец-то, он хоть немного выпадет из своей вечной круговерти и в этот момент рядом должна оказаться я. Узнай, летит ли он куда-нибудь на отдых, это был бы идеальный вариант!

—Но как, я не в курсе, полетит ли он одним из личных бортов МИ-6 или обычными авиалиниями, и если да, то под какой из фамилий, я даже не знаю их все..

—Макс,— она перебивает тоном, не терпящим возражений,— послушай меня. Умножь на два ту цифру, которую я переводила тебе в последний раз. И ещё на два за срочность, если информация будет у меня в течение суток!

Он молчит, но недолго.

—Хорошо! Я очень постараюсь, Дженни, но ничего не обещаю..

—Обещай, Макс,— отрезает она безапелляционно,— считай, что для меня это вопрос жизни и смерти.

—Хорошо,— ворчит он,— до связи.

—До связи!

Молодой человек кладет телефон на стол и усмехается чему-то, понятному ему одному.

—Ну, если вам ТАК нравится тратить ваш семейный бюджет,— произносит он негромко, наблюдая за группкой людей, столпившихся у барной стойки.

У англичан это особая традиция — встать всем вместе у одного столика и пропустить по пинте пива за разговорами о том, как прошел день. Они не присаживаются за столики, не используют барные стулья, а просто потягивают свое пиво стоя, за добродушным общением, ничуть не мешая при этом другим посетителям. Минут через двадцать, обменявшись новостями, все расходятся по своим делам.