Книга Аметисты Серафимы Суок, страница 122 – Алина Егорова

В этот далекий от войны в теплый край вместе с киностудией приехал сценарист и писатель Виктор Шкловский. Симочка понравилась ему еще в Москве, и здесь, в эвакуации, он предложил ей работать у него стенографисткой.

– На, лучше возьми, – Серафима протянула девочке свернутый из газеты кулек, а внутри – Лёля задрожала от удовольствия – рафинад. Ужасный дефицит в эвакуации!

– Спасибо. Но мне неловко, – стушевалась Лёля. Как бы соблазнительно ни выглядел сахар, она знала, что принимать такое угощение нехорошо.

– Почему? – Тонкие, словно острые крылья чайки, брови Серафимы поднялись вверх.

– Вы, наверное, тоже голодаете.

– Что ты знаешь о голоде? Ты думаешь, сейчас голодное время? Здесь, в Алма-Ате, где все само по себе растет! – Серафима театрально рассмеялась, обнажив зубы. – Ты не жила в двадцатом году, чтобы говорить про голод!

О двадцатых годах Лёля имела довольно смутное представление, ведь тогда ее еще на свете не было. Да и чего сравнивать: сейчас они живут в развитой, индустриальной, самой лучшей стране, а тогда советское государство только-только зарождалось. Конечно, в первые послереволюционные годы было тяжело. И вообще, то было сто лет назад, все было другим – и мир, и люди.

На мелком Лёлином личике отразились все ее мысли.

Серафима усмехнулась:

– Ты думаешь, мы в свое время как-то иначе чувствовали? Нет же! Во все времена людьми правят животные инстинкты. Все хотят жить хорошо: вкусно есть, сладко спать, носить добротную одежду, обладать красивыми вещами, и у всего этого есть цена; кто не хочет или не может платить, тот остается не у дел.

Лёля смотрела на Серафиму ошарашенно: то, что говорила эта женщина, звучало невозможно. Ведь все советские люди хотят одного – построить лучшее общество, и тут нет места частнособственническим инстинктам. Каждый советский человек должен честно трудиться на благо общества, а заботиться о собственном комфорте недопустимо и стыдно. Ее саму презирают в школе и дразнят белоручкой за то, что она не работает, как сверстники. Но она не виновата, что такая болезненная и выглядит от силы на десять лет. Рослых одноклассников и на полевые работы, и даже на фабрику берут, а ее нет. Подрасти, говорят. Матери она, конечно, помогает: стирка, мытье полов – все на ней, а вот на работу никто не берет. Лёле только и остается, что водиться с младшими ребятами.

Теперь Лёля иначе взглянула на роскошное убранство комнаты и на ее хозяйку – хорошо одетую, ухоженную, выделяющуюся из толпы обычных граждан женщину. Вот, значит, что это за «другой мир».

– Вы тоже платите за свое благополучие? – запальчиво спросила девочка.

– Плачу, – не стала жеманничать Серафима. – Цена ни моего, ни чужого благополучия никому не видна. Поэтому я никогда никому не завидую. Я не могу знать, сколько кто заплатил за то, что имеет. Может, актриса, которая купается в лучах славы и всеобщем признании, ради ролей пожертвовала семьей и чувствует себя несчастной. Или красавица живет с нелюбимым мужем, потому что иначе ей придется переехать в общежитие при заводе и тяжело трудиться в пыльном цеху. Или известный поэт ломает себя и пишет то, что положено, а не то, что хочет писать.