Книга Картина Черного человека, страница 9 – Наталья Александрова

Врачей было двое — одна толстая тетка; форма ее была размера не меньше шестидесятого. А при ней молодой совсем парень, стажер, что ли. Или фельдшер.

— Это чего у вас? — спросила тетка, не делая попытки нагнуться. — Что она на полу-то лежит?

— Упала, вот и лежит, — сказала я.

— А с чего упала-то?

— Не знаю, я в туалете была, выхожу, а она тут лежит, — честно ответила я.

— Рома, погляди! — бросила тетка парню.

Он нагнулся и ощупал Петровну довольно профессионально, затем пробормотал что-то на невнятной латыни. Я в это время догадалась принести из кухни табуретку, и тогда врачиха соизволила приступить к осмотру.

— Сколько лет? — спросила она, закончив, а узнав, что восемьдесят семь, замахала руками.

— И куда мы ее повезем? И зачем?

— То есть как зачем? — удивилась я. — А чего вы приехали, если лечить ее не собираетесь?

— Да что лечить-то, когда она отходит уже! — отмахнулась врачиха. — Перенести ее на кровать, да мы подождем, чтобы смерть констатировать. Чтоб два раза не ездить.

Скажу честно, уж на что я человек в этом смысле спокойный и невозмутимый, потому как с детства нагляделась на такое хамство, но тут я не нашлась что сказать.

Положение неожиданно спасла мать, которая начала орать. Вот, казалось бы, только что она радовалась, что Петровна помирает, но у матери моей жутко скандальный характер, она говорит, что это жизнь ее такой сделала. Так или иначе она не может себя сдержать, и в этом случае она завыла, как пароходная сирена.

Обругала всех и пообещала, что будет жаловаться в больницу, в райздрав, в горздрав и почему-то в Главное управление транспорта. Ах да, Петровна же всю жизнь проработала трамвайным кондуктором. Так это когда было-то…

После десяти минут материного оглушительного крика врачиха сдалась, тем более что Рома тихонько сказал ей, что, похоже, у бабули инсульт, а с инсультом ведь ничего непонятно, может, она еще и долго проживет.

Они вызвали водителя с носилками, погрузили Петровну и понесли. Я кинулась было в комнату, чтобы собрать вещи, но врачиха сказала, что возьмет только паспорт и полис, а остальное чтобы я завтра принесла.

— Ничего, — сказала мать, узнав, что везут Петровну в Пятую городскую клиническую больницу, — там они ее быстро уморят. Знаю я эту Пятую истребительную…

Я пошла в нашу с Петровной комнату, прихватив с собой картину. Не то чтобы мне так хотелось иметь ее рядом, но Поганец запросто может изрезать ее ножом или измазать так, что и не отмоешь. А Сан Ваныч с меня спросит.

В комнате я посмотрела на разобранную постель Петровны и покачала головой.

Если бабка помрет, нарушится хрупкое равновесие, которое с некоторых пор установилось в нашей квартире, и мне придется несладко. Хотя, если честно, сладко мне никогда тут и не было.

Все началось именно с этой квартиры. Не совсем так, когда стал актуален вопрос квартиры, мне было уже десять лет, и жила я в далеком маленьком городе в доме барачного типа с бабкой. Бабка была самая настоящая, то есть моя мать приходилась ей родной дочерью, но если вы думаете, что это как-то влияло на ее отношение ко мне, то вы глубоко ошибаетесь.