Книга Нефритовая лошадь Пржевальского, страница 92 – Людмила Горелик

– Наталья Ивановна вышла ненадолго. Она где-то здесь, возле дома, домашними делами занята. Присядьте, подождите ее! – сказал печник и продолжал разглядывать фигурку.

– Ишь ты! – подивился Женя. – Сколько раз был у Натальи Ивановны, а не видел эту лошадку. Не знал, что у нее такая красивая статуэтка есть.

– Она сама еще не знает! – мужик почему-то очень радовался, рассматривая фигурку. – Я тут в печке случайно тайник обнаружил! В ней была спрятана эта статуэтка. Она старинная, причем, похоже, тибетского происхождения. Очень возможно, что эта вещь принадлежала путешественнику Пржевальскому. В любом случае ей цены нет! – Он прямо светился от счастья, что дорогую вещь нашел.

«Еще бы! – с завистью подумал Женя: училка ему заплатит за находку отдельно! Но гроши, конечно… Дурак, спер бы, да и все!»

– Откуда ты знаешь, что ценная? – спросил он вслух.

– Учился когда-то, – неохотно ответил печник. – Знаю.

Он продолжал рассматривать статуэтку.

– Между прочим, этот камень очень ценный, такого теперь и не найдешь. Он только на Тибете встречается, и то редко. Это может рассматриваться как доказательство возможной связи статуэтки с Пржевальским. Эх, в Эрмитаж бы ее! Или в здешний музей Пржевальского, если связь докажут.

– Она небось тысяч сто стоит? – завистливо спросил Женя.

А печник рассмеялся.

– Сто тысяч! Ты что, разве такая ей цена!.. Точно не скажу, но за миллион – это точно! А может, и еще больше!

И тут Женя произнес почти спонтанно то, что думал:

– А зачем она Наталье Ивановне? Тем более старуха и не знает о существовании статуэтки. На что ей столько денег? Ей все равно помирать пора. Давай мы себе возьмем статуэтку, продадим, допустим, в тот же Эрмитаж, а деньги поделим?

Выражение лица печника вмиг изменилось. Вначале удивление на нем отразилось, а потом презрение. Он даже спрятал статуэтку за спину, подальше от Жени.

В это время толстая бархатная занавеска, ведущая в комнату, шевельнулась, и оттуда вышла Наталья Ивановна. Она была в старом ситцевом халате, руки запачканы землей. Смотрела она на Женю почти так же, как этот печник: со смесью удивления и презрения. Только во взгляде бывшей Жениной учительницы была еще и укоризна.

– Эх, Ковальков, Ковальков… – произнесла она, сокрушенно качая головой, и Женя почувствовал себя четвероклассником, – не ожидала я от тебя такого. Плохая я, значит, учительница, раз такого воспитала. Тобой и я, и мать твоя Надежда, тоже моя ученица, гордились, радовались: вот мальчик какой растет – он-то и сообразительный, и руки золотые, а ты ожидания не оправдал, подонком, вором заделался…

Женя перестал слушать. Училка говорила нудно и такую же чушь, какую она им всегда в школе плела – читала нотации. И не надоест же ей самой? Хорошо, что уже на пенсии – не донимает больше назиданиями учеников, как его когда-то! Кому она, в самом деле нужна, дура старая! И повезло ж ей – два лимона, а то и три, как с куста! На что они ей? Он бы квартиру на эти деньги в Смоленске купил, а то ютится на съемной. А он ведь способный, все говорят. Разве способности в наше время помогут? В наше время воровать надо! Ему стало жалко себя, а учительницу он все больше ненавидел. Пристукнул бы ее кто-нибудь вот хоть кирпичом!