Книга Проклятье египетского жреца, страница 44 – Виктория Лисовская

– Нет, ты представь себе, Глаша, что такое делается?! Я вот только что узнал, что наш знакомец Полсудский уехал от греха подальше, на свою родину. Якобы он не хочет на себе почувствовать все прелести египетского проклятия! – всю дорогу до дома кипятился Аристарх Свистунов. – То есть этот Полсудский решил сбежать в Польшу, египтолог Лурье заболел, Эллен никого не принимает, графиня Розанова умерла, Асхаба твоего арестовали! Ну вот как… Ты, Глашка, палец порезала! Я, великий гениальный сыщик страны, и то одной ногой был практически в могиле! – при этих словах хозяина Глафира выразительно фыркнула. – А вот не смейся, дорогуша! Да-да, именно в могиле, и только отечественная медицина и чудо-пилюли доктора Лосева меня вернули с того света! – разгневался Аристарх Венедиктович и принялся размахивать руками. – Как, скажи мне, Глашенька, мне работать?! Кого опрашивать?! Тут и свидетелей не осталось! Доктора этого Лосева я видеть не хочу, опять примется мне пиявок своих совать куда ни попадя…

– Аристарх Венедиктович, вы забыли про князя Оболенского, художника Менжинского, купца Владимирского и друга княгини Эллен Стефана Саймона, – Глафира сморщила носик, так как в этот момент пришлось переступать через зловонную лужу, которых в этих краях было великое множество.

– Да помню я про них, Глашенька, все прекрасно помню. Но к князю Оболенскому Дмитрию Аркадьевичу нельзя так просто заехать, это человек большого ранга, его расспросами-допросами нельзя беспокоить. Тут протекция нужна, и не думаю, что князь как-то поможет в нашем расследовании, – покачал головой Свистунов. – Со Стефаном этим, болваном лондонским, тоже говорить не о чем. Ты разве не помнишь, дорогуша, как он дерзко и неучтиво с нами в прошлый раз себя вел?

Глафира неопределенно кивнула и, приподняв юбки, снова смело обошла лужу.

– Ох, и дернул меня нечистый пешочком по хорошей погоде прогуляться, – снова заныл гениальнейший сыщик.

– А как же художник Менжинский? Насколько я знаю, он снимает комнату где-то здесь на набережной. Пойдемте, Аристарх Венедиктович, я покажу! – Глафира уверенно двигалась в злачных переулках Васильевского острова.

– Да, к Менжинскому можно зайти, не велика птица. Только жара страшная, и не мешало бы подкрепиться, – желудок Свистунова издал звук раненого кита, но Глафира только отмахнулась.

– Домой вернемся, я вам ушицу со стерлядью подам, а сейчас надо со свидетелями общаться! – сказала как отрезала горничная.

– Со свидетелями! Ишь ты какая! А хозяин должен от голода умереть, – но уже гораздо тише огрызнулся сыщик. – Только давай быстрее двигайся, дорогуша, а то уха твоя только к вечеру на столе окажется. И все стерляди к тому времени испортятся… – но договорить Аристарх Венедиктович не успел. – Опля… – пробормотал он, увидев две знакомые фигуры у подножия сфинксов – стражей Аменхотепа Третьего.

Субтильную фигуру Филиппа Лурье и его вечный зонтик под мышкой сложно было не узнать, сейчас же он на повышенных тонах яростно спорил с художником Яковом Менжинским.

– Вы должны мне помочь, просто обязаны! Я вам заплачу! Ну же!

– Нет, я не буду! – кричал художник.

Увидев подходивших к ним сыщика с помощницей, Лурье фыркнул и отвернулся от художника.