Онлайн книга «Секрет золотой карусели»
|
Если кто не знает, пинен – это самый ходовой растворитель, которым пользуются все живописцы. Делают его, если я не ошибаюсь, на основе скипидара, и запах у него – мама не горюй. Все, кто причастен к живописи, пропахли им надолго, если не навсегда. Кстати, это было одной из причин, по которой я бросила живопись, когда вышла замуж. Говорят, запахи сильнее всего пробуждают воспоминания, и вот сейчас мне столько всего вспомнилось… Маруся тоже почувствовала запах пинена и прибежала в коридор, уселась рядом с табуреткой и задрала морду – что это там задумала хозяйка и чем это пахнет? – Сиди спокойно! – прикрикнула я на нее, принюхалась и устремилась прямо на неизгладимый запах растворителя. И очень быстро нашла среди всякого барахла старый большущий кожаный чемодан. Чемодану этому не меньше ста лет, он каким-то образом сохранился в нашем доме, и когда мне пришло в голову избавиться от всего, связанного с живописью, я поступила очень просто – сложила все в него и отправила на антресоли. И вот сейчас я потащила его на себя. Чемодан был тяжеленный, и табуретка подо мной угрожающе зашаталась. Маруся заволновалась, забегала вокруг меня, тихонько поскуливая. – Сиди… сиди смирно! – пропыхтела я, выволакивая чемодан на свет божий. Каким-то чудом табуретка устояла, и я грохнула чемодан на пол, едва не прищемив Марусе хвост. Она обиженно тявкнула и отскочила. Я слезла с табуретки, перевела дыхание и открыла чемодан. Здесь было два этюдника, перемазанный давно засохшей краской мольберт (наверное, его сейчас можно выставлять как объект авангардного искусства), бутылка того самого пинена, несколько десятков тюбиков с красками, использованных и новых. Я перебирала эти тюбики и вспоминала… берлинская лазурь, жженая кость, умбра, сурик… этюды, работа на природе, натюрморты… Внизу, под всем этим богатством, лежала большая картонная папка с завязками. Вот оно, то самое, что я искала, – большая папка с моими уцелевшими работами! Я вытащила папку из чемодана, положила на пол, развязала завязки, открыла… Маруся, конечно, тут же сунула в папку свой влажный нос. – Маруся, – строго проговорила я, – давай договоримся. Смотреть можно, но трогать – ни-ни! Ни лапой, ни носом! Это как-никак произведения искусства! Моя псина фыркнула, но убрала нос подальше. А я стала перебирать работы. Сверху лежали несколько робких ученических этюдов – глиняный горшок, ваза с яблоками. Я сохранила их из сентиментальных побуждений – чтобы помнить, с чего все начиналось. Дальше… дальше были тоже этюды, но более сложные. Вот кони на Аничковом мосту, вот Казанский собор… А вот более скромные объекты – старая картонажная фабрика, подъемные краны в порту, баржи на Малой Невке, рыболовы возле Тучкова моста… Это когда я поняла и почувствовала красоту скромных, непритязательных вещей и людей. Осторожно переложив десятка два старых работ, я увидела кое-что знакомое. Дом с башенкой, как я называла его в детстве. Этот дом стоял когда-то в конце нашей улицы. Мишка сказал, что его давно уже снесли, теперь на том месте построили торговые павильоны, а когда-то этот дом был главным объектом моих интересов. Началось все, когда мне было три с половиной года. |