
Онлайн книга «Медальон Распутина»
С таким нужно держаться ровно, говорить подчеркнуто спокойным тоном, не поддаваться на провокации, он пошумит-пошумит да и успокоится, тогда нормальный пойдет разговор, после которого он жаловаться не побежит. Если же после стука и разрешения войти проходит какое-то время, да еще слышно, как посетитель топчется в нерешительности, — значит, робеет, боится и, хоть не считает себя в чем-то виноватым, по привычке ожидает неприятностей. С таким человеком следует говорить более приветливо, дать время успокоиться, а не орать, чтобы быстро излагал дело, потому что у Лебедкина времени нет, сплошной завал и так далее. Если же дверь открывается сразу после стука, там, за дверью, не ждут разрешения, то это говорит о том, что посетитель столько таскался уже по кабинетам, что потерял всяческую надежду, ему стало все равно, и не боится он или она ничего. Такого посетителя следует подбодрить, говорить с ним участливо, но ни в коем случае не давать надежды, пока не разберешься в деле. Капитан Лебедкин Дусю, конечно, слушал. И пытался выполнять ее наказы, но не всегда получалось. Вот так и сейчас: он отвлекся и не успел определить, как открылась дверь. Лебедкин увидел посетителя, и у него немедленно заболели зубы. У некоторых людей болят суставы к дождю или к грозе. У Пети Лебедкина зубы болели перед неприятностями. Вот и сейчас он понял, что с этим посетителем его ждут большие неприятности. Перед ним стоял мужчина неопределенного возраста, ему можно было дать как тридцать с гаком, так и без малого пятьдесят. У него были жидкие волосы такого же неопределенного цвета, заметно поредевшие на макушке и зачесанные с боков, бледное лицо из тех, которые прежде называли худосочными, и блеклые, глубоко посаженные глаза с каким-то странным, болезненно-обидчивым выражением. И в этих глазах, и в этом худосочном лице, и даже в зачесанных на лысину волосах Лебедкин почувствовал предвестие грядущих неприятностей. — Это вы — капитан Лебядкин? — осведомился посетитель гнусавым обидчивым голосом. — Лебедкин, — поправил его капитан, поморщившись. Ему не нравилось, когда перевирали его фамилию. Особенно не нравилось, когда называли его Лебядкиным — было в этом что-то особенно обидное, хотя капитан не знал, что именно. — Это не важно… — Кому как. Я предпочитаю, когда меня называют правильно. Моя фамилия Лебедкин. А вы кто? — Херувимский Аркадий Викторович! — сообщил посетитель с непонятной и, опять же, обидчивой гордостью. — Садитесь, Аркадий Викторович! — Лебедкин показал ему на единственный свободный стул. Посетитель опасливо взглянул на этот стул, словно не знал, можно ли доверить ему важную часть своего тела, затем протер сиденье носовым платком и осторожно сел. — Я вас слушаю, Аркадий Викторович! — Меня ограбили, — сообщил тот, перегнувшись через стол и доверительно понизив голос. — На улице? — Почему на улице? На улице я не ношу с собой материальных ценностей! Вдруг он привстал и выкрикнул неожиданно громко: — Не думайте, что вам удастся от меня отделаться! У меня есть связи, такие связи, что вам не поздоровится! Зубы у Лебедкина заболели еще сильнее, однако он взял себя в руки, вспомнив Дусины наказы. |