Книга Комната для трех девушек, страница 124 – Анна Васильевна Дубчак

Что же касалось ее новых хозяев, то к ним она испытывала еще более странные чувства. Казалось бы, совершенно чужие ей люди, она знакома с ними всего несколько дней, но почему же ей так хочется им помочь, сделать для них что-то хорошее, полезное? Да и Ребров, просто знакомый, но как же она переживает за него! Да будь ее воля, она обняла бы его, прижала к себе и просто пожалела. И несчастного Петра тоже попыталась бы согреть, будь это в ее силах. Может, выслушала бы его, стала бы на время его жилеткой. А теперь, когда она узнала от Марты пусть и немного о Борисе, и его стало жалко, она вдруг представила себе, какую боль он испытал, узнав о предательстве жены. И вся его внешняя агрессия, возможно, как раз и была связана с его неприязненным отношением к женщинам в принципе. И виной этому – развод с женой, сильнейшее разочарование в женщинах.

Перемыв посуду, она разложила вытертый насухо сервиз на полках буфета, достала блокнот и составила список хозяйственных покупок, среди которых были кухонные полотенца и разная, полезная в быту, мелочь.

Затем в порыве самых теплых чувств по отношению к трем мужчинам, запутавшимся в жизни, она решила приготовить им гречневую кашу на завтрак. Достала кастрюлю, банку с крупой и, без труда отыскав в интернете рецепт приготовления каши, принялась за дело.

…Вернулась она к себе в спальню через полтора часа – ровно столько ей потребовалось времени, чтобы каша успела намертво, обуглившись, пригореть к дну кастрюли, чтобы основательно проветрить кухню от запаха гари.

Ну не могла она долго стоять у плиты, дожидаясь, когда гречка сварится – кто-то же должен был помыть мраморное крыльцо!

Лидия Фрумина проснулась, открыла глаза – в вагончике было темно, лишь голубоватые пятна лунного света, дробясь в листве окружающих вагончик деревьев, покачивались на стене, спинке кресла. И было так тихо, что казалось, будто Лида оглохла. Прокашлявшись, она поднялась, села на постели, протянула руку к ночному столику, чтобы взять стакан, надеясь, что там вода. Но стакан оказался пуст, в нос пахнуло коньяком.

Обнаружив, что она легла спать в халате вместо пижамы, бросив взгляд на скомканный плед, лежащий поверх постели, Лидия попыталась вспомнить события вчерашнего вечера и вспомнила визит Верочки Тумановой, ей стало ужасно стыдно, что та увидела ее пьяной, наверное, она и уложила ее спать. Хотя чего ж стыдиться, когда был и повод напиться, и расслабиться. Вот уж кто-кто, а Верочка точно не станет трепать повсюду о том, что произошло, о том, что застала актрису Фрумину пьяной, что выслушивала ее пьяную болтовню и причитания, а, может, и прибиралась в вагончике после того, как Лиду вырвало. Хотя, может, всего этого и не было. Так о чем же они говорили? О Водкине, что его арестовали. Или задержали. Будь у Лиды с Семеном нормальные человеческие отношения, а не жесткий абьюз, который уж точно не предполагает душевность, она бы уже сто раз позвонила ему и спросила: «Как дела, Сема?» Но все сложилось уж так, как сложилось, и теперь сам пусть пеняет на себя. Вот так.