Книга Одинокие ночи вдвоем, страница 64 – Анна Васильевна Дубчак

Однако все эти радостные мысли, мечты и планы посещали ее лишь тогда, когда рядом не было Ефима. Когда в доме было тихо и она играла сама с собой в игру – словно она хозяйка этого дома, жена Ананьева – со всеми вытекающими из этого приятными, собственническими последствиями. Когда же она слышала шум подъезжающей машины и, выглянув в окно, видела его, идущего по дорожке от ворот к дому, ей становилось почему-то не по себе. Сначала она объясняла это тем, что он ей пока еще, по сути, чужой человек и она просто еще не привыкла к нему, еще не выяснила для себя, как к нему относиться, как себя вести. С одной стороны, ей хотелось хотя бы внешне (явно опережая развитие отношений) походить на жену, вести себя с ним запросто, словно они знакомы сто лет, быть с ним ласковой, нежной, стараться во всем угодить ему, но не из подобострастия или благодарности, а как бы из любви – теплой, проверенной временем. С другой – это было насилием над собой, и справиться с этим чувством было сложно. Но если абстрагироваться, рассуждала Дина, и представить себе, что налаживание отношений с Ананьевым – тоже работа, то работа не самая тяжелая. Это вроде как упражнения начинающей актрисы – поначалу трудно, а потом привыкаешь… Приблизительно так.

Дина анализировала свои ощущения, пыталась определить, когда же начинается то самое состояние невозможности находиться с этим человеком, когда ей становится трудно дышать, когда ее бросает то в холод, то в жар, когда ее охватывает единственное желание – не видеть его. И поняла, что испытывает она эти чувства именно в тот момент, когда они остаются в спальне и ей приходится разыгрывать перед ним страстную любовницу. Ананьев не садист, не насильник, он, по сути, обыкновенный мужчина (уж Дина каких только мужчин в своей жизни не видела), причем нежный и ласковый, способный любить, но стоит ему раздеться и обнять ее, как ей становится плохо, ее начинает тошнить, а тело, некоторые его части – в особенности живот, бедра – начинают зудеть, чесаться, а потом и вовсе гореть, покрываясь волдырями…

Первые дни она скрывала эту свою реакцию на близость с ним, молчала, ей было стыдно демонстрировать ему покрасневшие бедра. Но потом он, не слепой же, сам спросил, что с ней, и тогда у нее не хватило духу сказать ему, что до встречи с ним у нее ничего подобного не было, что она никогда не страдала аллергией и что всему виной он. Она лишь пожала плечами и сказала, что, вероятно, это реакция на противозачаточные таблетки…