Книга Серебряная пуля в сердце, страница 85 – Анна Васильевна Дубчак

– Да потому, что наверняка было событие, которое их объединило, или идея, которая и свела их вместе в какой-нибудь клуб или союз, орден или что-то другое, что потребовало выбора соответствующей атрибутики. Хотя, – вздохнул он с сожалением, отрекаясь от интересной идеи единения и родства трех женских душ, – может, это, конечно, и случайная покупка или, может, кто-нибудь привез эти монеты из…

– …из Италии, – сказала вдруг, нахмурившись, Глафира. – Монеты-то итальянские! Вы же не забыли, что Тамара Белова тоже приехала из Италии? Не могут ли эти факты быть как-то связаны между собой?

– Подождите, я позвоню сейчас одному человеку, возможно, есть информация по Беловой.

Лиза стремительно вышла из комнаты, набирая на ходу телефонный номер. Все знали эту ее привычку скрываться подальше ото всех, когда ей предстоял важный разговор. В сущности, так делали многие, когда не хотели, чтобы разговор был подслушан или же чтобы свидетели не слышали, каким тоном, употребляя какие выражения, человек общается со своим собеседником. Ведь по тому, как люди общаются между собой, можно понять, в каких они находятся отношениях.

– Смотрите, – сказал Денис совершенно не в тему, словно вынырнув из своих размышлений и решив озвучить мучивший его вопрос: – Предположим, Нина Фионова на самом деле убила своего отца, сделав ему смертельную инъекцию, и таким образом избавилась от него, от его постоянной опеки. Убила и продала его квартиру, причем очень дорогую квартиру. Спрашивается, куда она дела деньги?

– Гена, ты же знаешь, я терпеть не могу эти гостиницы… А эта так вообще находится в самом центре… Вдруг нас кто-нибудь увидел бы?

Людмила, нарядная, в новом меховом пальто и сапожках на высоких шпильках, накрашенная, как киноактриса перед фотосессией, с уложенными локонами волосами поднималась по широкой, старинной чугунной лестнице старой, построенной сразу после революции гостиницы «Европа», следом за своим бывшим любовником, Геннадием Бобровым, крупным мужчиной в замшевой коричневой куртке и новых черных джинсах. Она шагала, высоко поднимая ноги и боясь зацепиться каблуками за ковровую дорожку, привинченную к ступеням сверкающими латунными планками, и не видела ничего, кроме огромных рыжих на толстой подошве ботинок Боброва да тяжелых пакетов, которыми он был нагружен.

– Людочка, успокойся. Я – человек свободный, ты – тоже, как я понимаю. Так чего же нам, честным людям, бояться? Какой у нас номер? Двести пятый… Вот так, почти пришли.

Они поднялись на второй этаж и свернули в длинный красный от ковров и притулившихся к стенам диванчиков коридор, остановились перед высокой дверью с табличкой «205». Замерли на мгновение, осматриваясь. Было очень тихо. Казалось, этаж нежилой, про него забыли. Затем звуки вернулись, Людмила услышала, как шумно, всей грудью, дышит Геннадий, как шуршат бумажные и пластиковые пакеты, как звенят в его руках ключи с блестящей деревянной грушей с вытисненными на ней цифрами, как глухо цокают ее каблучки по вытертому ковру. Они вошли в номер, утопающий в оранжевых сумерках, Геннадий опустил ношу на столик, включил свет, и сразу же все вокруг окрасилось в розовые уютные тона.

– А здесь мило, скажи? Этот номер лучше, чем те, в которых мы бывали раньше…