Книга Мишень для темного ангела, страница 78 – Анна Васильевна Дубчак

Да, это так. Она думала о детях, когда отправилась к Норкиной, чтобы поторговаться, чтобы поставить невыносимые для нее финансовые условия. Чтобы увидеть ее вблизи, разглядеть каждую морщинку на ее дряблых щеках… Но стоя перед дверью Норкиной, она вдруг почувствовала себя такой слабой, такой униженной уже самим фактом своего здесь присутствия, да плюс к тому же еще и неухоженный (или вообще запущенный) внешний вид, что отпрянула от двери, как если бы ей стало известно, что та заминирована… Вот позвонит она в дверь, Норкина откроет и выяснится, что вовсе она не старая, что просто не фотогенична, что она привлекательная, следит за собой, хорошо одета и благоухает дорогущими духами. Как тогда? Да и что она ей скажет, раздавленная богатством и благополучием этой женщины, укравшей ее мужа? Верните его мне? Он такой хороший, он – отец моих детей? Да зачем он ей, этот Зимин? Какой от него прок? Если уж он изменил ей один раз, то, даже расставшись с Норкиной, найдет себе в Москве другую богатую бабу… Начало-то положено! Уж Норкина позаботилась о том, чтобы поднять его самооценку.

«Дайте мне сто тысяч евро, и я с ним разведусь…» А Норкина рассмеется ей в лицо и скажет, что за такие деньги она найдет себе мужика получше!

Десять тысяч евро. Надо соглашаться…

Вот и получается, что все эти мысли, сомнения не позволили ей позвонить в дверь.

Даже если бы она увидела, что дверь в квартиру приоткрыта и вошла туда, обнаружив мертвую Норкину, она бы точно остановилась, шокированная, и неизвестно, сколько бы простояла в ступоре… Возможно, по мнению Шитова, ровно столько, сколько потребовалось бы, чтобы поскандалить с разлучницей, а потом разбить ей голову, убить… И вот тогда ее бы наверняка задержали. Не посмотрели бы, что у нее маленькие дети.

…Женя сложила аккуратно деньги, спрятала в бельевой шкаф, вышла из комнаты с подарками для детей.

На кухне Егорка и Леночка доедали жареную картошку, мама разливала по чашкам чай, а отец курил возле раскрытого окна.

– Леночка, смотри, что я тебе принесла! Платье, видишь, какое красивое? Пойдешь в нем в парк… Егорка, а это тебе, джинсы, кроссовки… Нравится?

Дети, забыв про еду, ушли со своими сокровищами в детскую.

– Женя, садись… Ты что-то не ела совсем… Доешь картошку, будем пить чай. Я печенье привезла…

Мама. Счастливая. Ничего не знает. Понятия не имеет, чем они с папой занимались… Как «рулон» вывозили, рискуя быть остановленными… «Да кому я нужен, пенсионер на этой битой машине?» – сказал папа, белый как мел.

Это сейчас, после всего, что произошло, она спрашивает себя: что все-таки было бы, если бы они попались? Что-о-о?! Посадили бы не только ее, но и отца… Был бы суд, и отец не молчал бы, все сказал бы, что думал о своем зяте. Да и мама бы не молчала, припомнила бы ему безденежье, легкомыслие… Но все равно, никакой адвокат не оправдал бы убийство мужа.

Камера, тюрьма, колония… Эти слова вытеснили бы другие, нормальные слова из лексикона молодой мамы и молодой женщины. Она была бы просто «зэчкой», отбывающей свой срок. «Осужденная Зимина».