Книга Мишень для темного ангела, страница 88 – Анна Васильевна Дубчак

– Да, мы знаем, что сразу после похорон она купила путевку в санаторий… Она сама позвонила оттуда, рассказала, что ей стало получше и что скорее всего она уедет из Москвы, купит дом в деревне, будет сажать цветочки и разводить кур… Это ее слова, – сказала Маргарита Васильевна.

– Вам, конечно, неизвестно, что все эти годы под ее фамилией скрывалась мошенница, которая продала всю ее недвижимость и присвоила себе, по сути, ее жизнь?

После этих моих слов Гореловы просто онемели. Мне пришлось рассказать все, что мне известно.

– Саша, ущипни меня… Этого просто не может быть!

– Расскажите, какой была Эльвира Андреевна.

– Элечка? Да она – просто ангел… Она – замечательная!

– Была ли она счастлива со своим мужем?

– С Женей-то? – Маргарита Васильевна поджала губы. – Поначалу – да, а потом она узнала о том, что у него были другие женщины… Она очень переживала… Думала, что он хочет детей…

Мы долго разговаривали с Гореловыми, и во время беседы Александр Борисович несколько раз поднимался со своей коляски, с трудом, но передвигался по квартире. Мне сказали, что все это – результат лечения, специальных упражнений, что дальше будет еще лучше.

Меня накормили вкусным ужином – варениками с капустой, а я, находясь у этих людей, постоянно ловила себя на мысли, что испытываю какой-то психологический дискомфорт, чувствую несоответствие между тем, какие это люди, и тем, как они поступили со своей родственницей. Я все ждала, что вот сейчас раздастся звонок в дверь, Гореловы запаникуют, разволнуются, и я, опережая их, брошусь открывать дверь и увижу на пороге невысокую симпатичную женщину… Но время шло, мне пора было уходить, а правды я от них так и не услышала. Уже перед самым уходом я спросила их в лоб: где Эльвира?

Маргарита снова заплакала, сказала, что им ужасно стыдно передо мной. Стыдно перед Гришей, сыном, который так же, как и я, считает, что они бросили «тетю Элю в одиночестве и депрессии». Гриша работает в Норвегии, далеко, поэтому он просто не мог заняться поисками тети, а родители («да хотя бы ты, мама!») могли бы отправиться в Москву попытаться разыскать Норкину.

Потом они как-то вскользь сказали, что у Гриши не сложилась личная жизнь, что жена его бросила и что теперь он вообще не скоро приедет в Россию…

Я не стала их расстраивать тем, что их сын задержан по подозрению в убийстве женщины… Я знала, что Шитов его отпустит, поскольку нет улик для его ареста.

За то время, что мы занимались делом Норкиной, я успела привязаться к ее образу, стала испытывать к ней сострадание, и мне было очень жаль, что здесь, в Екатеринбурге, у меня растаяли последние сомнения в том, что она умерла.

Будь она жива, непременно дала бы о себе знать Гореловым. И еще одно обстоятельство. Норкина была богата, а потому, зная о болезни своих родственников, могла бы им помочь. Да и Григорий, их сын, работая в Норвегии на рыболовецком траулере, зарабатывал немало. Однако обстановка в квартире была более чем скромной.

Я возвращалась в Москву с тяжелым сердцем. Моя интуиция меня подвела. Норкиной наверняка не было в живых.

Мне хотелось плакать от жалости к одинокой женщине, которую скорее всего убили и, воспользовавшись ее документами, присвоили себе все, что у нее было…