Онлайн книга «Золотое сердце Вавилона»
|
Медсестра еще что-то говорила, но я ее уже не слушала. Мне стало больно и стыдно – я совсем забыла про старика, ни разу его не навестила, а ведь он так хорошо ко мне относился, был так предан моей покойной тете… Опомнилась я, когда из трубки уже доносились сигналы отбоя. Я мгновенно собралась и, уже выходя из квартиры, под влиянием мгновенного неосознанного порыва сунула в сумку флакон с розовой жидкостью – тот, который нашла в среднем ящике комода. Медсестра встретила меня перед входом в палату реанимации. – Как он? – спросила я взволнованно. – Пока жив, – протянула сестра, – но до утра вряд ли доживет… – Можно мне к нему? – Вообще-то в палату реанимации посетителей не пускают, – протянула она задумчиво. Я поняла намек и протянула купюру. Сестра спрятала денежку в карман халата и отступила в сторону: – Ладно, иди, врачей сейчас нет, а ему уже ничего не может повредить. Я вошла в палату. Если бы я не знала, что на единственной кровати лежит Никодим Никодимович, ни за что бы его не узнала. Лицо посерело и осунулось, глаза были закрыты, рот, наоборот, приоткрыт, и из него вырывалось хриплое неровное дыхание. Острый подбородок высоко вздернут, под ним резко выступал кадык. Тонкие морщинистые руки лежали поверх одеяла, к правой от капельницы тянулась тонкая трубка. Я села на стул и взяла его руку в свои ладони. По телу старика пробежала короткая дрожь, рука напряглась, рот закрылся, потом снова едва заметно приоткрылся, и старик забормотал что-то на незнакомом языке – на том самом языке, на котором разговаривали те странные люди, слепой и его поводырь. И вот что удивительно – я вдруг начала понимать этот язык. То есть я не понимала отдельные слова, но понимала, о чем меня просит умирающий старик, понимала, что должна для него сделать. Я достала из сумки хрустальный флакон и отвинтила пробку. В палате запахло увядшими цветами, южной ночью – теплой и звездной, ночным садом, залитым лунным светом. В прикроватной тумбочке я нашла одноразовый шприц, наполнила его розовой жидкостью и поднесла шприц к прозрачному пластиковому мешку, из которого раствор по капле проникал в вену старика. Рука моя на секунду замерла – я подумала, что совершаю сейчас что-то недопустимое, ввожу в кровь человека неизвестное вещество, может быть опасное, вещество, которое его, возможно, убьет, но потом решила, что старику уже ничто не может повредить, вонзила иглу в мешок и нажала на поршень… Прозрачный раствор порозовел, заискрился. Я закрыла и убрала флакон, спрятала шприц и стала ждать. Прошло пять минут, десять… И вдруг случилось чудо. Лицо Никодима Никодимовича чуть заметно порозовело, дыхание стало ровнее и глубже, рука на одеяле чуть заметно дрогнула и сжала мою руку, а в следующее мгновение старик открыл глаза и проговорил: – Спасибо! Дверь за моей спиной приоткрылась. В палату вошла медсестра, посмотрела на пациента, на приборы, которыми была окружена его кровать, и удивленно проговорила: – Ну надо же – все показатели приходят в норму! Я же говорила, голова – такой орган, с которым ни в чем нельзя быть уверенным, возможны всякие сюрпризы! Ну и твой визит на него явно благоприятно повлиял… – Можно, я еще с ним посижу? – Ну, теперь-то тебе все можно. Благодаря тебе он явно пошел на поправку! |