Книга Дом без воспоминаний, страница 64 – Донато Карризи

– Как это возможно? – спросил Пьетро. Он изучал одержимость играми – игроманию, – но не мог уразуметь, как простая карточная игра может оказаться смертельной.

– Не знаю, правильно ли ты все понял, – начал объяснять синьор Б. – Но в этой игре есть рудименты искусства гипноза.

Однако Пьетро по-прежнему был настроен скептически.

Синьор Ф. снова взял карту со слепым человечком под звездным небом.

– Взгляни еще раз на эту фигуру.

Пьетро нагнулся над столом и прочитал надпись на латыни:

– «Malleus Animi». – И перевел: – «Молот разума».

– Взгляни хорошенько на его лицо… – подтолкнул его синьор Р.

Человечек стоял, разинув рот.

– Он застыл в изумлении перед красотой небес, – отметил Пьетро. – Но как это возможно, если он слепой?

– Эта карта – самая сильная в «Обливио», – сообщил ему синьор Ф. – Она изображает того, кто видит умом: когда из колоды выходит эта фигура, один из игроков объявляет: «Habemus Malleum Animi»^[2], и игра обнуляется.

«Habemus Malleum Animi», – повторил про себя Пьетро.

– Будто эту партию никогда и не играли, – добавил синьор Б., видя, что до сына не доходит. – «Malleus Animi» – единственный, кто знает правду, и только он может разрушить иллюзию, заставить закончить игру. Пока не выйдет эта карта, игра продолжается. А если она не выйдет никогда, игрокам конец.

– Они остаются в плену ненастоящего мира, – кивнул Пьетро.

– А вдруг мы уже попали в него? – задался вопросом синьор Ф.

– Наши пять чувств служат для того, чтобы считывать все, что нас окружает. Тем не менее и они могут обманывать нас, – пришел ему на помощь синьор Р. – «Я знаю одного бога – себя», – процитировал он. – Все остальное: люди и все, что меня окружает, может быть простой проекцией моего подсознания. Точно так же можешь рассуждать и ты, и любой другой.

– И то, что я зову «реальностью», может быть попросту игрой… Как «Обливио», – непринужденно подхватил Пьетро.

Все умолкли.

– Единственный способ проверить – это… умереть, – заключил он, сам удивляясь такой своей логике. – После смерти память должна вернуться, ведь Бог не может умереть, правда?

Все трое переглянулись, на сей раз с довольным видом.

– Вообще-то, твой отец привел тебя сюда, чтобы мы тебя загипнотизировали нашей игрой в карты, – проговорил синьор Ф. – Ты думаешь, будто сидишь в низенькой комнатенке над аптекой, а на самом деле находишься в точном ее подобии, которое сам воссоздал у себя в уме.

Фраза повисла в воздухе.

– Но чтобы выяснить, так ли это, я должен обнулить игру, – заметил Пьетро, повертел в руках карту со слепым человечком, вгляделся в нее. – «Habemus Malleum Animi», – объявил он и уже собирался бросить ее на стол.

– Умирать не всегда обязательно, – вмешался синьор Б., удерживая его руку. – Иногда достаточно нарушить правила, согласно которым устроен мир, где ты находишься.

– Например, можешь попробовать полетать, – заметил синьор Ф. на полном серьезе.

– Видишь то окно? – показал синьор Р. – Открой его и прыгни вниз. Если то, что тебя окружает, нереально, ты проснешься. Если реально, в худшем случае сломаешь ногу.

Пьетро оглядел их одного за другим, пытаясь уловить их реакцию или ожидая, что кто-нибудь выдаст себя. Потом оставил эти попытки, положил на стол карту со слепым и поднял бокал вина:

– К черту «Malleus Animi», ни к чему мне прыгать из окна! Завтра вечером у меня свидание с голландской туристкой, которую я подцепил в Галерее Академии: вот посмотрю, придет она или нет, и сделаю вывод.