Книга Дом огней, страница 90 – Донато Карризи

В отличие от людей, жилища переживают циклы. Умирают и возрождаются. Сейчас дом, в котором находился Джербер, снова вступил в фазу упадка. Нужно проверить, в самом ли деле в 1997 году имение Онельи Кателани было настолько заброшенным. Ваннини определенно могла бы предоставить такую информацию. Но психологу не требовалось расспрашивать домоправительницу. Он и так уже все знал.

Скорее всего, этот поворот истории был правдой.

В рассказе Эвы часто встречались слишком живые подробности, слишком реальные ситуации. Они должны были подчеркнуть достоверность истории, но также и запутать слушателя.

Таким утонченным умением девочка никак не могла обладать.

Джербера поразил последний, краткий фрагмент истории воображаемого дружка. В очередной раз реализм повествования ставит под вопрос убежденность в том, что это плод Эвиной фантазии. Показалось бы невероятным, если бы ей удалось в совершенстве описать действие наркотика, растворенного в воде, которой синьор в очках поил маленького узника, – но Эва проделала это неосмысленно и наивно, как сам ребенок поведал бы о своих ощущениях. Ни словом не обмолвившись о наркотике.

Только взрослый мог бы постичь двойной смысл ее речей.

Но Джербер уже привык мучиться сомнениями.

…Он говорит, что осталось мало времени. Он говорит, что скоро все кончится…

Рассказ воображаемого мальчика не прояснил смысла такого пророчества. Оставалось непонятным, кончается ли время для героя истории или для тех, кто через Эву постигает ее.

До того как их прервали, девочка впервые заговорила об отце. Ей вроде было приятно вспоминать о родителе.

…Он говорил, что я – его королева…

Но потом открылась новая, ужасная глава.

…синьор в очках что-то пишет на серой стене синей ручкой. Какое-то слово…

Джербер был уверен: он близок к открытию. Очень близок. Откуда явилось такое ощущение, он сам не знал. Тем временем перед ним вставала непростая дилемма: единственное доказательство того, что Эва лжет, скрыто под мириадами издевательски ухмыляющихся белых цветочков.

Когда поклеили эти проклятые обои? После рождения Эвы? Обои с маргаритками настолько вытерлись и пожелтели, что им, похоже, гораздо больше десяти лет.

Знать, что разгадка кроется под несколькими миллиметрами бумаги, было нестерпимо.

Если Эва до сих пор говорила правду, где-то на стенах этой комнаты осталось слово, которого она наверняка не знает. Знает только ее дружок.

Пока Пьетро Джербер бился над очередной загадкой, сотовый телефон в его кармане завибрировал, оповещая о том, что пришло сообщение.

Психолог вынул телефон и прочел на дисплее:

Ты был прав. Он объявился снова.

Сообщение пришло от старшего брата Дзено Дзанусси.

Тот принял Джербера в своей крошечной квартирке. День был в самом разгаре, а Пьетро Дзанусси все еще не снял пижаму.

Кроме того, был взбудоражен.

– Проходи, извини за беспорядок, – пригласил он.

Джербер огляделся. Никакого беспорядка, не за что извиняться – разве только неприбранная постель. Но воздух был спертый. Приятель поспешил открыть ставни, впуская матовый дневной свет и немного свежего ветерка.

– И прости, что так поздно сообщил тебе, – добавил Дзанусси, оправдываясь. – Я так всполошился, что не мог заснуть до зари, а потом отрубился напрочь. Но, как только проснулся, сразу написал тебе эсэмэс.