
Онлайн книга «Расследования Марка де Сегюра. 7. Дело о смерти фрейлины»
— Тот юноша говорил, что любит поэзию, и мы обсудили с ним поэму «Вертрад» Орсини, — припомнил книжник. — Он её действительно читал, что редко встречается. Обычно о ней рассуждают с чужих слов. Его суждения были наивны, но этот разговор доставил мне истинное удовольствие. Больше я ничего не помню. Марк задумчиво кивнул и поднялся. Простившись с заключёнными, он направился к двери, как вдруг его остановил негромкий голос и, обернувшись, он увидел, что лежавший до этого на кровати узник, теперь стоит, глядя на него с какой-то мольбой и отчаянием. — Вы не узнаёте меня, ваша светлость? — проговорил он и сделал шаг к Марку, но между ними тут же оказался Дюкре. — Не задерживай господина барона! — закричал он. — Идёмте, ваша светлость! — Господин барон, прошу вас! — простонал тот. Но тюремщик оттолкнул его и пригрозил: — Не прекратишь — снова окажешься в крысиной яме! — Погоди, — остановил его Марк и, отстранив, подошёл к молодому человеку, упавшему от толчка на кровать. Он вглядывался в его лицо и не мог понять, видел ли он его когда-нибудь или нет. Что-то знакомое проглядывало в измождённом лице, заросшем золотистой бородой, и эти васильковые ясные глаза… — Дидри? — нерешительно спросил Марк. — Ваша светлость! — пробормотал тот и его глаза наполнились слезами. — Идёмте, господин барон, — умоляюще проговорил Дюкре. — Откуда… Почему ты здесь, Дидри? — спросил Марк. Он с трудом узнал в этом худом измученном человеке маленького пажа королевской свиты, золотоволосого, похожего на ангела малыша Дидри. Он вдруг вспомнил, что вернувшись в Сен-Марко после долгих лет отсутствия, действительно, не увидел его во дворце. Да он и не вспомнил о нём, сколько придворных в былые годы промелькнуло перед его глазами, многие из них исчезли из его жизни незаметно, не оставив никакого следа. Вот и об этом двенадцатилетнем мальчике, который когда-то смотрел на него с восторгом, он совершенно забыл среди своих дел и забот. Они сидели друг против друга в небольшой одиночной камере за столом. Марк вглядывался в лицо повзрослевшего и столько пережившего мальчика. — Я и сам толком не знаю, почему я здесь, — говорил тот, сжимая пальцы лежавших на столе рук. — Меня сразу же привели сюда и засунули в крысиную яму. Это такая низкая камера, где очень сыро и холодно. Несколько раз меня выводили на допрос и требовали, чтоб я сказал, что маркиз Арден — заговорщик. Я был очень напуган, но ничего о маркизе не знал. Я думаю, что они просто хотели, чтоб я его оговорил, но тогда я этого не понимал и честно отвечал, что ничего не знаю. Потом они перестали приходить, а я остался здесь, — он какое-то время молчал, потом продолжил: — Мне нечего сказать про то время. Я словно перестал чувствовать и думать. Мне приносили еду, я ел, приносили воду, я пил, а потом забирался в уголок посуше и сидел там, пытаясь согреться. Не знаю, сколько это длилось. Потом я заболел. Меня лихорадило, я понял, что умираю. Я снова испугался и заплакал. На меня никто не обращал внимания, но потом пришёл господин Дюкре и вытащил меня оттуда. Он отвёл меня в ту самую камеру, к барону Дюбуа. Оказалось, что тот услышал мой плач, и ему стало меня жалко. У него были деньги. Он был богат, но не мог выйти отсюда, потому тратил свои сбережения, чтоб устроиться здесь получше. Он заплатил тюремщикам, чтоб они позвали ко мне лекаря, а потом приносили лекарства. Он договорился, что меня оставят в этой камере и позволят жить с людьми, чтоб я окончательно не сошёл с ума. Потом он умер, но, должно быть, заплатил хорошо, и я остался на своём месте с господином Д’Олонь и господином Мартеном. Господин Буше тоже неплохой человек, хоть и душегуб. Они не обижают меня и даже делятся хорошей едой, когда им приносят её из трактира. Но господин Дюкре запретил мне говорить кому-либо, кто я такой, иначе ему придётся вернуть меня в крысиную яму, — он печально посмотрел на Марка. — Но когда я услышал ваше имя, а потом увидел вас… — он слабо улыбнулся. — Вы тогда были таким прекрасным и отважным молодым рыцарем, а теперь вы настоящий барон. Я просто не удержался… Теперь меня накажут. |