Книга Огни Хафельберга, страница 127 – Софья Ролдугина

Она даже вела записи, что-то типа дневника открытий. — Настоящий дух исследователя, уважаю, — серьезно констатировал стратег и сощурился. Но что-то мне подсказывает, что вы ее хобби не разделяли. — Ну, летающие тарелки и оборотни не в моем вкусе, — отшутился Герхард. Чувство вины вновь откликнулось интенсивным всплеском.

Да и традиция, понимаете, маленький городок, очень религиозный, семейные обычаи, идти на службу в полицию. Постепенно Марцель отключился от восприятия речи Герхарда, сосредоточившись на его мыслях. Там, на грани между сознанием и подсознательным, вертелось что-то очень интересное. Рихард, слежка, ревность, любопытство, вина, плотное месиво из образов и обрывков чувств.

Реальность меркла, превращаясь в условный фон. Радио в главном зале кашляя выплевывала грубоватые ретро-баллады, трясали по стенам зеленоватые оцветы, на огромной плазме гоняли мячик две одинаково упорные и неумелые футбольные команды. Стучали кружки по столам, хруст крекеров мешался со смехом, монотонными голосами, и что-то звенело стеклянно, и временами начинал вдруг хвурчать кофейный автомат, блестящая махина, хоронящаяся за стойкой.

А над всем этим парили удушливым смогом примитивные, но глубинные, замешанные на инстинктах чувства и мысли. Ощущение причастности к обществу, к силе, приятное сытость, спутник изобильных и благополучных времен, легкий азарт и предвкушение победы своих, смутная тревога, вызванная темнотой.

Герхард был другим. Чем глубже вглядывался Марцель в его полноценное, не одурманенное телепатическим воздействием сознание, тем больше убеждался, что он устроен интереснее, чем кажется на первый взгляд. Если разум Шелпена напоминал океан, сложную гармонию холодных разнонаправленных потоков, то у Герхарда он скорее походил на два параллельно бегущих ручья, но ручья более глубоких, чем может представить человек.

Поверхностные мысли читались легко, и Марцель словно листал книгу, напечатанную крупным детским шрифтом, однако глубокие слои не были оформлены словесно. Так, как будто бы Герхард не успевал додумывать каждую мысль до конца, только делал наметки и строил цепочки из обрывков. Не удержавшись, Марцель попытался заглянуть глубже. Страшно не хватало тактильного контакта, ощущения были как при никотиновом голодании во время долгого авиаперелета, когда пачка сигарет рядышком, в нагрудном кармане, но закурить совершенно невозможно.

Интуицию дразнил заманчивый привкус тайны. Сейчас Марцель был почти уверен, что у Герхарда есть тузы в рукаве, скелеты в шкафу, но никак не мог до них добраться. В висках уже начало противно покалывать от перенапряжения, и даже Шелтон что-то заметил и шепнул «Шванг, притормози, у тебя сейчас физиономия как при запоре».

Нервно хихикнув, Мартель приглушил телепатию и постарался вновь сосредоточиться на разговоре. И через три дня ее объявили без вести пропавшей. Открыли дело, но ничего так и не сдвинулось с мертвой точки. А вскоре после того, как разбился дядя Рихард, дядя Иоганн настоял на том, чтобы закрыть дело и признать Даниэлу Ройтер погибшей в результате несчастного случая.

Дослушав откровение Герхарда, Шилтон ненадолго замолчал хмуря брови, а потом виновата посмотрел на собеседника. — Герхард, простите, если мой вопрос прозвучит нетактично, но как погиб ваш дядя? — полицейский ответил не сразу. Мартелю даже показалось, что он немного протрезвел. Чувство вины в мыслях вытеснила глухая злость.