Книга Огни Хафельберга, страница 239 – Софья Ролдугина

Но никто не говорил, что это обязательно физическая боль. Марцель обдумал его слова и основательно завис. Потом обдумал еще раз и решил, что ему это снится. А тем временем машина выехала на нормальную дорогу, и ход стал ровнее. Тихий гул мотора убаюкивал, и постепенно Марцель провалился в пограничное состояние между бредом и сном.

Он смутно чувствовал, как машина останавливается, как хлопают двери, как его тащат вверх по лестнице, ругаясь в пол голоса, как стаскивают с него остатки обгорелой, изорванной одежды, как бережно моют в четыре руки под тёплым душем, и кто-то осторожно поддерживает голову, чтобы в уши вода не попала. В памяти отпечаталась мягкость полотенца, колотьё в боку при каждом неосторожном движении, прохлада свежих простыней, слабый запах ментола и собственный хриплый шёпот.

— Ну, куда вы, а? Я один, что ли? Чёрт! — Умру, ага, сволочи, не уходите. Марцель упорно ловил чьи-то руки и пытался подсунуть их под щёку вместо подушки, ругался, ворчал и огрызался, откровенно ныл сквозь сон, пока Ульрике не сказала что-то тихое и неразборчивое, а потом заскрепели сдвигаемые кровати. — Сссс!

Это точно была Ульрике, только она умела обнимать так уютно и успокоительно. — Не дрыгайся, он скоро придёт. Только ополоснется немного, ладно? Угу». Покладисто согласился Марцель, счастливо позволяя обнять себя со спины и прижаться тесно-тесно, согревая. Разум заполнили чужие разноцветные сны, яркие и фантасмагорические, как тропические птицы. А потом еле слышно щелкнула дверная задвижка, погас ночник, матрас немного прогнулся, и в ножке кровати лениво ударили океанские волны.

Мартель ревниво разворошил одеяло, собственночески подпихнул себе под живот чужую руку, оцепился пальцами во влажное ещё после душа плечо, выслушал поток беззлобных придурков и отключился. Просыпался он дважды. Первый раз, когда Ульрике ненадолго отлучилось куда-то и потом неосторожно наступила ему на ногу, пробираясь к своему месту у стены, второй — уже ранним утром.

Солнечный свет настырно пробивался сквозь неплотно задёрнутые шторы. Одеяло сбились в чудовищное гнездо, одно плечо вдавливало в матрас пули реки, умудрившиеся к тому же закинуть ногу Марцелю на живот, другое — Шелтон, у которого Марцель неосмотрительно увёл во сне подушку. Руки онемели до полной нечувствительности, в боку стреляло, но никогда Марцель не чувствовал себя лучше.

Позже выяснилось, что столкновение с пирокинетиком не прошло бесследно. То, что Шелтон дипломатично назвал «небольшими ожогами», на практике адски зудело и заживало удручающе медленно. Новая кожа была слишком чувствительной, по-детски нежной и совершенно безволосой. Марцель бесился, а Шелтон неизменно отвечал, что может только сделать её всю такой же, но никак не вернуть старую.

На рану на боку Марцель вообще старался не смотреть лишний раз, а когда приходилось менять повязки или воздействовать на нее биокинезом, трусливо закрывал глаза и глушил телепатию, потому что иголок под ногтями для стимуляции Шелтону было слишком мало. «Я постоянно жрать хочу и спать, это нормально?» мрачно поинтересовался Марцель вечером третьего дня. «Вполне», — безмятежно ответил стратег, не отвлекаясь от переписки с кем-то через почтовый агент.

«Когда есть обширные повреждения, то приходится восстанавливать много тканей. Организму нужно где-то брать материал и энергию. Ульрики обычно уходила куда-то на целый день, но к ночи обязательно возвращалась, залезала в кровать и обнимала Марцеля руками и ногами. Правда, он сам в это время обычно уже крепко спал. На пятый день сил стало больше, а боли меньше.