Книга Огни Хафельберга, страница 33 – Софья Ролдугина

Чаще всего Марцель толкался где-нибудь в людном месте, шел через толпу на площади, скандировал речевки в гуще фанатов на футбольном матче, сидел в центре зала в переполненном кинотеатре и в какой-то момент понимал, что не слышит мысли окружающих. Накатывал ужас, по спине щекотно стекал холодный пот, руки становились непослушными, а ноги подгибались. Потом вдруг отключался звук, и люди начинали двигаться в ускоренном темпе, как в черно-белых немых комедиях.

И стоило только Марцелю подумать об этом, как и зрение начинало исчезать. Картинка выцветала, очертания размывались, пока не оставался только белый-белый свет вокруг. Ощущение, будто лежишь навзничь на чем-то твердом. И почему-то боль, тупая, ноющая, кольцом охватывающая запястья. Марцель, беззвучно подвывая, жадно втягивал воздух, стараясь почувствовать хотя бы запахи.

Кафель, до скрипа вымытой хлоркой, что-то химически неопределённое, металл и, кажется, кровь. Потом от шеи начинало разливаться онемение, и тело становилось лёгким-лёгким, бесчувственным, и в этой бесчувственности растворялись запахи. От Марцеля оставалось только самосознание, способность мыслить, чистый разум, зависший во вселенской пустоте. Это было мучительно, хуже, чем проснуться заживо погребённым на десять метров под землёй, хуже, чем очнуться от наркоза с ампутированными руками, хуже, безнадёжнее.

Марцель звал, едва не вывихивая мозги. Ну кто-нибудь, ну хоть кто-то, ну приди, ну просто будь, всё равно где, но чтобы я знал, что ты есть. А потом вдруг появлялось ощущение присутствия — голодного, заинтересованного, чужого.

Захлебнувшись кашлем, Марцель сполз со стула, врезался лбом в столешницу и только тогда, кажется, окончательно проснулся. Тонкая футболка была мокрая от пота. На периферии сознания слышался едва различимый шепот мысленных голосов. — Выспался, — ровно поинтересовался Шелфен откуда-то сверху. — Ты, извини, я тебя пнул легонько, а то пить кофе под аккомпанемент жалобных стонов не очень-то приятно.

«Ха-ха», — благодарно прохрепел Марцель, разлепляя глаза. В зале царил мягкий полумрак, разгоняемый приглушенным, желтоватым светом бумажных ламп. Пахло чем-то изумительно вкусным, кажется свежеиспеченным хлебом, кофе и корицей. Шея болела, затекла от сна в неудобном положении. «Что так грустно? Кошмар приснился». Марцель прижался щекой к холодной ножке стола и прислушался к своим ощущениям.

— Ещё я курить хочу и есть. Здесь можно курить? — Конечно, нет. Ты что? — хмыкнул Шелтон и громко позвал. — Анна, а можно нам пепельницу? В порядке исключения. — И ещё вашего с мамой чудесного пирога. Тут же раздалось торопливое «да-да, сейчас». Марсель хихикнул.

Судя по мысленному шёпоту, что она стояла тут же, в дверях кухни, из-под тишка любовалась на профиль Шелтона, и возможности приблизиться к кумиру и поболтать с ним немного радовалась как манни небесной. И готова была воспользоваться любым предлогом. Марцель как раз собрался с мыслями и выбрался из-под стола, когда она появилась с куском пирога на блюде в одной руке и глиняной пепельницей в другой. Распущенные белокурые волосы велись и кукольно отблёскивали в электрическом свете.

Поверх блуза был накинут полупрозрачный шелковый платок, нежно-голубой с синеватыми разводами. — Ты сейчас похожа на диснеевскую принцессу, — ляпнул Марцель. Ему было хорошо, и поэтому очень хотелось осчастливить кого-нибудь еще. Вот просто так, задаром. Анна покраснела. — А разве она раньше не была похожа на принцессу? — коварно подлил масло в Шелтон нарочно глядя только в экран ноутбука.