Книга Кофе с привкусом вишни, страница 69 – Софья Ролдугина

Я умолкла. Голову вело уже невыносимо. Паола тревожно обернулась ко мне, позабыв о несчастном Роджере:

- Не совсем понимаю, к чему вы клоните, леди Виржиния.

- Тот джентльмен посмеялся над приятелями, но тут же сам лишился чувств, - через силу улыбнулась я. И заключила: - Поучительно, неправда ли? - а затем потеряла сознание.

...Ветер перебирает сухие розовые лепестки с азартным шелестом, точно карты тасует. Мёртвый сад замер в вечном ожидании; он пахнет гербарием из альбома провинциальной девицы - сухие листья и цветы, пожелтевшая бумага, растрескавшаяся обложка из кожи, капля вульгарных духов.

Я облачена в старинное платье невесты, но подол у него измазан застарелой кровью. Он шелестит, как бумажный; каждый шаг даётся с трудом. В глубине помертвелого розового сада видна ажурная беседка. Над ней поднимается дымок.

Мне нужно туда.

Движение отнимает столько сил, что невозможно глядеть по сторонам. Но всё же я замечаю кое-что: корсет с разорванной шнуровкой на пожелтевшей лужайке, висельную петлю на ветке старой ивы, пустую колыбель под кустом шиповника... Они жаждут рассказать свою историю, но ещё не время.

Беседка действительно не пустует: леди в изысканном трауре курит трубку, разглядывая письмо. Она шагает вбок, становится вполоборота, и я вздрагиваю: вместо лица у неё сгусток тьмы.

К этому привыкнуть нельзя.

- Леди Милдред! Я... я так скучала.

Она улыбается, не оглядываясь на меня.

- В том, чтобы скучать о ком-то, есть особое удовольствие, милая Гинни. Не все люди должны возвращаться; не все тайны должны быть раскрыты.

Под ногами у меня что-то шуршит. Я опускаю взгляд: у босых ступней в сухих розовых лепестках ползают пустые змеиные шкуры. Яда у них нет...

Но если есть шкура - значит, была где-то и змея?

- Не понимаю... Это предупреждение?

- Это всего лишь опыт. - Она без улыбки бросает письмо наземь, и оно тут же исчезает - под ворохом розовых лепестков и змеиных шкур. - Некоторым тайнам лучше позволить умереть.

Поднимается ветер - и вздымает тучи пыли. За грязным облаком почти не видно сада; но сквозь шелест и вой начинает постепенно пробиваться странный размеренный звук.

...Он мне хорошо знаком - так падает земля на крышку гроба.

Очнулась я в глубоком кресле. Вокруг царил полумрак, из которого книжные шкафы выглядывали робко, точно запуганные приютские дети... Впрочем, глупость несусветная: уж скорее, мальчики и девочки из приюта имени святого Кира Эйвонского могли кого угодно запугать.

Я слабо рассмеялась; звук этот слишком напоминал стон, и вселил страх в меня саму.

- В последнее время, леди Виржиния, остроумие вам не изменяет, - послышался усталый голос Паолы. - Но, с прискорбием признаюсь, не все ваши шутки мне нравятся.

- Скажу откровенно, мне тоже, - ответила я и попыталась привстать. Голова всё ещё кружилась, но совсем немного. - Давно я здесь?

- Около получаса, - откликнулась Паола, помогая мне встать. Её смуглое романское лицо выглядело бледным - неужели волновалась из-за моего глупого обморока? - Недолгий срок, но многое изменилось, - и она вдруг приложила палец к губам, делая знак помолчать, а затем указала на дверь.

Я прислушалась.

Где-то в глубине дома бранились двое. Мужские голоса, и причём хорошо знакомые. Один, разумеется, принадлежал Роджеру, а другой... неужели Эллису?!