Книга Личные мотивы. Том 2, страница 102 – Александра Маринина

– И для чего все это было? Зачем он вызвал вас из Перми и Сорокиных из Новосибирска?

– Видите ли, у Максима была информация о том, что Лариса могла оставить какие-то компрматериалы на Разуваева. То ли видеокассету, то ли аудио-, то ли просто какие-то записи. Никто не знал, что именно, и никто не знал, где она это хранила и было ли это вообще. Но задачей Сорокиных было познакомиться и близко сойтись с семьей Гусаровых, которые жили в соседней с Ларисой квартире и которые после ее гибели взяли к себе ее маленького сына. Были основания полагать, что и ее вещи они тоже взяли, и среди этих вещей есть то, что так нужно было Максиму. Сорокины были исполнителями, а я подавал идеи. У меня, знаете ли, неплохо получалось, – Гашин снова усмехнулся. – Все-таки я умею строить сцену и развивать драматургию эпизода. Я помогал анализировать характеры соседей и подсказывал, как и о чем лучше строить беседу, как начать, как ее вести и чем завершить, чтобы достичь нужной ноты. Впрочем, вам эти тонкости ни к чему, они вам вряд ли понятны.

– А вам? – с интересом спросила Настя. – Зачем вам это было нужно? Какие у вас были личные мотивы, если не месть в чистом виде?

– А я, наверное, не мог жить с чувством вины, – спокойно ответил Гашин, и это спокойствие лучше всяких слов объясняло, как много он думал об этом. – Вика считала меня виноватым в том, что случилось с ее сыном, и, вероятно, была права. Если бы я, взрослый умный мужик, сумел выстроить с ним правильные отношения, он не поехал бы в этот лагерь и не оказался бы с друзьями на водохранилище. Но я не сумел, я вообще мало думал о мальчике, все больше занимался собой, своей любовью к Виктории и своим творчеством, до Юрки мне и дела не было, более того, поскольку он плохо ко мне относился и Вика из-за этого переживала, я считал, что он мешает нашей любви. После его смерти я все время чувствовал себя виноватым, а после самоубийства Вики – виноватым вдвойне, ведь я не смог стать ей опорой, не вытащил ее из пьянства, из депрессии. И когда я узнал от Максима правду, я подумал, что если сам, своими руками убью доктора Евтеева, то хотя бы частично искуплю свою вину перед Викой и ее сыном. Доктор умирал от рака, и я торопился, боялся не успеть, боялся, что он умрет своей смертью в собственной постели, а мне так хотелось прийти на Викину могилу и сказать: «Вика, я сделал это, я искупил свою вину». Так что у меня, как видите, мотив тоже вполне личный.

Настя задумалась, потом неожиданно спросила:

– И чем же вы занимались целыми днями, находясь под охраной? Скучали?

– Что вы! – воскликнул Гашин. – Я работал, я очень много работал, я пишу новую пьесу, и вы знаете, давно уже у меня так легко не шла работа, так вдохновенно, так продуктивно!

– Значит, убийство доктора пошло вам на пользу. А знаете, какие у вас на самом деле были личные мотивы?

Гашин вскинул на нее непонимающий взгляд:

– Что вы имеете в виду?

– Ваша единственная более или менее удачная пьеса, которую поставили в Красноярске, была написана после самоубийства Виктории Петраковой, когда вас грызло невыносимое чувство вины и утраты. А потом это чувство поутихло, и вдохновения уже не было. Для успешной работы вам нужны трагически окрашенные переживания. Вам понадобилось убийство и новое чувство вины, чтобы пробудить в себе талант. Наверное, вам очень помогла непростая ситуация с Валентиной, правда? Ну как же, вы спите с женщиной, отца которой, как выясняется, вы безжалостно убили, а она об этом не знает. В вашей новой пьесе это наверняка нашло отражение.