Книга Личные мотивы. Том 2, страница 87 – Александра Маринина

Значит, Гашин не отец Юры Петракова… Значит, конструкция должна быть какой-то другой… Но что-то мешает сосредоточиться и быстро придумать нужные вопросы, что-то мечется в мозгу, какая-то мысль, какая-то догадка… Вот она! Настя невольно улыбнулась.

– Простите, я так разволновалась, слушая вас… Где у вас тут можно курить?

– Пойдемте, я провожу вас, у нас тут зрительская курилка рядом.

Они прошли в другой конец фойе и свернули в нишу, задрапированную бархатной шторой, за которой оказалась дверь в курилку. Настя уселась на стул с потертой обивкой, вытащила сигареты и с наслаждением сделала затяжку. Вот оно как получается! Разуваев… Она вспомнила, где слышала эту фамилию еще до того, как Стасов позавчера давал ей задание. Именно такой была фамилия того самого директора средмашевского предприятия, который тогда отдыхал на закрытых обкомовских дачах и которого усиленно пасли офицеры КГБ. Однако для того, чтобы быть кому-то деловым или политическим конкурентом, этот Разуваев, пожалуй, староват, ведь стать в тридцать лет директором предприятия в те времена он не мог, ему было как минимум пятьдесят, когда произошел несчастный случай на водохранилище. Может быть, речь идет о его сыне? Но каким образом этому сыну может помешать информация о том, что его отец когда-то отдыхал там, где произошло несчастье с подростками? Какая связь?

Пока что понятно одно: сын Виктории Петраковой получил тяжелую травму и скончался в больнице, и Славомир Гашин вполне мог считать доктора Евтеева виновником смерти ребенка, дескать, плохо сделал операцию, чего-то недосмотрел, не предпринял всего, что можно и нужно было. Одним словом, мотив для убийства Евтеева у него был. Но почему спустя двадцать пять лет? Почему не сразу?

А потому. Потому что Гашин только сейчас узнал что-то такое, что позволяет ему обвинять доктора Евтеева, и это «что-то» должно быть напрямую связано с Разуваевым.

Настя погасила окурок в пепельнице и вышла в фойе, где завлит ждала ее, оживленно беседуя о чем-то с одетой в униформу женщиной-капельдинером.

– Простите, у вас нет фотографии Славомира Ильича? – спросила Настя.

– Нет, откуда же… – растерялась завлит. – Впрочем, можно посмотреть в нашем музее, там есть снимки, сделанные на премьерах, а Славик на все наши премьеры много лет ходил. Портретного снимка не обещаю, его почти наверняка нет, а вот какой-нибудь групповой может и найтись.

– У вас и музей свой есть? – удивилась Настя.

– А как же! – горделиво ответила завлит.

Они снова пошли длинными запутанными переходами, и наконец Настя оказалась в просторной комнате, увешанной афишами и фотографиями и заставленной манекенами в сценических костюмах и париках. Она без труда опознала Марию Стюарт, Раневскую, Дездемону и Чацкого, все остальные персонажи остались для Насти загадкой. Завлит медленно шла вдоль стен, разглядывая фотографии.

– Вот, нашла! Идите сюда, вот Славик, третий слева, рядом с Георгием Симоновичем, это наш режиссер. А вот и Вика здесь же, эта фотография была сделана после премьерного спектакля «Отелло», Вика играла Дездемону. А вот, кстати, и ее костюм, мы его сохранили.

Завлит указала на один из опознанных Настей манекенов. Но Настя даже головы не повернула, глаза ее были прикованы к фотографии, к третьей фигуре слева. Бесспорно, красивый молодой человек, длинные волосы, усы. Но снимок сделан четверть века назад. Каким он стал сейчас? Поседел, постарел, сбрил усы или, наоборот, вдобавок к усам отрастил бороду? Да и мелкое изображение, групповой снимок, формат девять на двенадцать, что на таком разглядишь?