Книга Дебютная постановка. Том 1, страница 72 – Александра Маринина

– Ну да. Любимый писатель нашего руководства.

– Так кто там может стоять на грани проституции? Там же все ученые, физики или что-то вроде этого, занимаются изучением электричества.

– Вот потому я и ржу. Там дальше еще круче, садись послушай.

Он поискал глазами нужное место на экране и принялся зачитывать.

– «Сейчас Ленина играют от кружка самодеятельности до ведущих артистов. Причем артисты, играющие роль Ленина, играют и другие роли. Сегодня они играют Ленина, завтра купца, послезавтра пьяницу». Уловила генеральную мысль?

– Да уж, – хмыкнула девушка. – А это вообще что? Что ты мне читаешь? Текст какой-то комедии?

Петр вздохнул и внезапно посерьезнел. Он не поверил Губанову, когда тот сказал, что нельзя было подвергать сомнению репутацию любимого певца генсека Брежнева, счел это язвительным преувеличением, ёрничеством. А теперь вот выяснилось, что нет, не шутил старый полковник, не издевался. Конечно, в этом смысле и сегодня мало что изменилось, у руководства страны есть свои любимчики и в театре, и на эстраде, и в литературе, и случись что – в обиду их не дадут. Но в документе речь не о репутации самого исполнителя, а о репутации образа, который он воплощает. Рядом с именем Ленина ни в каком виде не должны упоминаться слова, не связанные с его великой личностью и революционной деятельностью, даже если это всего лишь роль на сцене. Интересно, Семичастный действительно так думал или просто старался как можно лучше выглядеть в глазах руководителей страны, подлизаться к ним, чтобы сохранить должность и власть? Тот самый Семичастный, который вместе с Железным Шуриком Шелепиным и Брежневым свалил Хрущева. Тот самый Семичастный, который на заседаниях Политбюро поливал грязью Щелокова и старался добиться переназначения Тикунова.

– Да если бы комедия, было бы не так страшно. Это реальный документ, секретная записка в ЦК, написанная в шестьдесят пятом году. Тут такой накат идет на разные фильмы и спектакли – мама не горюй! В спектакле Театра на Таганке «Павшие и живые» среди погибших во время войны поэтов Семичастный насчитал слишком много евреев, прикинь, а? Ну, мы с тобой судить не можем, это было давно, мы этого спектакля не видели, хотя антисемитизм омерзителен в любом своем проявлении. Важно не сколько еврейских поэтов в спектакле, а тот факт, что Семичастному пришло в голову их посчитать. Вот еще в «Ленкоме» шла пьеса Радзинского «Снимается кино», там они усмотрели намеки на отсутствие свободы творчества в СССР.

Он пробежал глазами еще несколько строк.

– А, вот, нашел то, о чем мы с тобой можем судить. «Голый король» Шварца в «Современнике» и «Трехгрошовая опера» Брехта в Театре Моссовета. Пусть мы не видели сами спектакли, но пьесы-то хорошо знаем.

– А там-то что за крамола? Ну насчет Шварца – все может быть, конечно, он жил в нашей стране при советской власти и вполне мог увлечься всякими аллюзиями, нам на филфаке об этом много рассказывали. Но Брехт? Да, он жил в одно время со Шварцем, оба умерли в конце пятидесятых, но Брехт не жил в Советском Союзе и ничего такого не мог иметь в виду, он вообще про другое писал.

– Семичастный считает, что режиссеры поставили перед собой цель в аллегорической форме высмеять советскую действительность.

– Семичастный? Это кто?