Книга Дебютная постановка. Том 2, страница 52 – Александра Маринина

И о том, что свободного времени будет совсем мало, Юра тоже знал заранее. Поэтому честно предупредил Славика:

– Я буду делать все, что нужно, но очень-очень медленно. Быстрого результата не жди.

Славка вернулся из армии осенью того же года, возмужавший, огрубевший. На слова Юры недоверчиво прищурился, презрительно сплюнул себе под ноги.

– Откосить собрался? Надеешься, что время пройдет – и я забуду?

Юра даже обиделся сперва.

– Думай как хочешь. Но я буду это делать не для тебя, а для себя. Я знал твоего отца, и я не верю, что он мог убить человека. Но меня учили, что верить или не верить – это пустой звук. Нужно разбираться и знать точно.

Славка вроде как смягчился, даже голос стал каким-то немного виноватым.

– Бате твоему спасибо от нас передай.

– За что? – удивился Юра.

– Он матери здорово помогал, пока я в армии был. С отцом, с похоронами там, со справками всякими.

– Я не знал… Он мне ничего не говорил! И ты не говорил, – он с упреком посмотрел на Славика. – Ты почему молчал, гад?

– Твой батя просил не говорить.

– Но почему?

Славик пожал плечами:

– Он сказал, что если бы ты был в Москве, то всегда был бы рядом, помогал бы мне… нам… А раз тебя нет, то он взял на себя. Ну, вроде как сын за отца, отец за сына. Говорил, что раз я твой самый лучший друг, а он твой отец, то…

– Ладно, что помогал – это я понимаю, но почему не говорить-то? – негодовал Юра. – Для чего делать из этого секреты?

– Так и спроси у него, – внезапно разозлился Слава. – Чего ты на меня-то наезжаешь?

Но поссориться им все-таки не удалось, слишком уж долго они дружили, слишком привязаны были друг к другу.

Отец же на прямо заданный вопрос дал такой же прямой ответ:

– Наша семья должна помогать семье Лаврушенковых. Ты или кто-то другой, но мы должны их поддерживать.

– Потому что Славка мой друг?

– И поэтому тоже.

– А еще почему?

– Потому что наша семья виновата.

И рассказал про дядю Мишу. Про то, что именно он посчитал Славкиного отца убийцей и рассказал об этом следователю. Даже помогал найти доказательства и свидетелей.

– Я сомневался, – сказал отец. – И дяде Мише говорил об этом, и Абрамяну. Но они оба были уверены, что Михаил попал в яблочко. И следствие это подтвердило.

– Значит, ты больше не сомневаешься? – спросил Юра.

– Сомневаюсь до сих пор. Но у меня нет аргументов ни против следствия, ни против суда. Если оголить всю историю до костяка, то получается, что Славкиного отца посадил твой родной дядя. Это нехорошо. Согласен? Никто не должен был знать, что дядя Миша к этому причастен, иначе ни ты, ни любой другой член нашей семьи не смог бы спокойно появляться в Успенском. И дружбу со Славиком ты потерял бы. Он стал бы ненавидеть тебя. А ты, свою очередь, стал бы ненавидеть своего дядю, моего родного брата.

Слова отца оглушили. Они не укладывались в голове, создавая хаос мыслей и чувств. Выходит, это дядя Миша сделал так, что Славкиного отца обвинили в убийстве и запихнули в спецпсихушку? А отец знал об этом, но никому не сказал, ни сыну, ни бабушке Татьяне. Дядя Миша уверен, что Виктор Лаврушенков виновен. А отец сомневается. В памяти, как по заказу, начали всплывать ситуации, непонятные подростку Юре Губанову. Вот дядя Миша с гордостью рассказывает о том, что у него что-то получилось на службе, а папа вместо того, чтобы порадоваться и поздравить, что-то цедит сквозь зубы, а во взгляде язвительность… Вот восьмиклассник Юра с отцом возвращаются из Успенского, дядя Миша у них дома, мама и Нина тоже, бабуля кормит всех ужином, и дядя Миша смотрит на отца так откровенно насмешливо, почти презрительно, и бросает непонятное: «Опять с этими Лаврушенковыми? Ну-ну»… Вот Юра перед самым отъездом в Омск на вступительные экзамены сидит над учебником истории, время позднее, мамы нет дома, она на каком-то поэтическом вечере, и отец с дядей Мишей разговаривают в комнате. Голоса доносятся вполне отчетливо, но Юра не вслушивается, зубрит даты и имена, однако в какой-то момент улавливает: «Вязкий ты, Колька, нет в тебе гибкости, уперся в одну идею и носишься с ней столько лет. Небось надоел уже всем хуже горькой редьки со своим повышением интеллектуального уровня. И Юрке жить не даешь. Хочешь всем доказать, что был прав? Хочешь вырастить из него самого лучшего сыщика?» – «Да уж получше некоторых», – отвечает отец, и в голосе его слышится злость. Даже почти ненависть.