Книга Человек, который умер смеясь, страница 9 – Дэвид Хэндлер

Меня эта версия не убедила. Может, что-то подобное и имело место, но я сомневался, что разругались они именно из-за этого. Вообще в шоу-бизнесе такие договоренности обычное дело. По словам Мерили, в бродвейских театрах еще и не такое бывало. Вряд ли из-за подобной истории партнеры катались бы по ковру в ресторане «Чейсенс».

Кроме того, если б это была правда, Санни не обещал бы теперь рассказать взаправдашнюю правду.

Мне предстояла непростая работа. Не очень-то почетная, но если я не справлюсь, придется задуматься, не пора ли идти учиться на стоматолога. Тут недостаточно просто связать в единое целое самые смешные байки от Санни, надо еще и вызвать у читателя симпатию к нему. Для этого нужно его понять — а чтобы понять, придется заставить его мне открыться. В этом-то и состояла моя задача. И все-таки, чем больше я свыкался с этой мыслью, тем больше верил, что смогу сделать из мемуаров Санни нечто особенное. Я же не какой-нибудь там заурядный литнегр.

Я же предупреждал, это все мое эго.

Большой Вик ждал меня в аэропорту. На нем была ветровка и кепка с эмблемой «Доджерс», а в руках он держал картонку с надписью «ХОГ» — ну мало ли, вдруг я его не узнаю.

— Санни у психотерапевта, — сказал он, беря переноску с Лулу. Она тихо зарычала. — Сказал, вернется к обеду. Так что есть время устроиться.

Мы встали на длинную движущуюся дорожку к зоне выдачи багажа.

— И давно вы на Санни работаете? — спросил я его.

— Уже одиннадцать лет, — Вик говорил на одной ноте, будто декламировал заученное наизусть. — Он заметил меня, когда я играл за университетскую команду, и прочитал про то, что я пошел в морскую пехоту вместо профессионального спорта. Когда я вернулся, про меня написали в «Таймс». Тогда он позвонил и предложил работу. Меня ведь во Вьетнаме ранили.

У меня в голове металлическая пластинка.

— Сильно жить мешает?

— Иногда голова болит. Когда ветрено, удается ловить радиопередачи.

Я молча смотрел на него.

— Это Санни так шутит, — пояснил он.

— А, ну да, конечно.

— А вы воевали, Хог?

— Нет, я был против войны.

И я тоже.

— Тогда зачем вы пошли в морскую пехоту?

— Чтобы ее закончить, — просто ответил он.

Я взял свои чемоданы и две упаковки «Обеда с макрелью „Девять жизней“» для кошек — как это меня ни смущало, Лулу только этими консервами и питалась. У тротуара стоял серый лимузин «Линкольн» с индивидуальной номерной табличкой «ЕДИНСТВ». На ветровом стекле развевалась штрафная квитанция. Вик сунул ее в карман и убрал вещи в багажник. Я сел впереди, рядом с ним.

Аэропорт Лос-Анджелеса перестроили к Олимпиаде, и делал это явно крупный специалист по архитектуре муравейников. Зато теперь из него стало гораздо проще выбираться. Вик без проблем выехал на трассу Сан-Диего. Он сидел прямо, развернув мощные плечи и крепко держа руль большими руками, на которых спорт оставил множество шрамов. Мы поехали на север. Погода была самая лучшая, какая только может быть в Лос-Анджелесе. Прошел дождь, а потом ветер прогнал тучи и смог в море. Теперь небо было ярко-синее, а воздух прозрачным, так что можно было разглядеть снег на горе Болди. Пригревало солнце, и все казалось чистым, блестящим и новым.

Я опустил окно.

— Ничего, если я выпущу Лулу из переноски?

— Давайте.

Я открыл дверцу переноски. Лулу радостно выбралась наружу, задние лапы уверенно поставила прямо мне в пах и приподнялась, чтобы высунуть длинный черный нос в окно.