Книга Человек, который не спал по ночам, страница 74 – Дэвид Хэндлер

— Все на том свете, — хрипло сказал он. — Все.

Я молча налил себе бренди.

— Остался один я. Понимаешь, Хогарт? Я следующий.

— Все верно. Вы следующий.

Он полыхнул взглядом.

— А ты умеешь ободрить, корешок, — прорычал он.

— Мы все следующие, Тристам. В конечном итоге всех ждет один и тот же финал. Тут уж ничего не поделаешь. Но мне хотелось бы попросить вас об одной услуге.

— Какой, Хогарт?

— Продержитесь еще чуть-чуть — я с вами еще не закончил.

Он коротко хохотнул и протянул мне пустой бокал.

Я его наполнил. Бренди мы допили вместе. К тому моменту, когда «роллс-ройс» въехал в ворота поместья, мы горланили припев песни: «Я хочу больше». На студийной записи голос Триса звучал гораздо лучше. Ну а мой голос был выше всяких похвал.

(Запись № 7 беседы с Тристамом Скарром. Записано в его апартаментах 7 декабря.)

Хог: Тьюлип упомянула, что, когда вы жили в Лос-Анджелесе, вас что-то тревожило.

Скарр: Что именно она сказала?

Хог: Что вы не могли найти себе места, постоянно были на взводе, вели себя агрессивно, пили, принимали наркотики. А потом, когда она попыталась добиться от вас ответа, в чем причина вашего поведения…

Скарр: Я ее отхерачил по полной программе. Сломал ей нос, выбил пару передних зубов. Это было поздним вечером, а наутро я вообще ничего не помнил. Прикинь, Хогарт, каким я был обдолбанным. Она меня конкретно достала. Все нудила и нудила. Про герыч, про то, что я себя гублю. Само собой, все ради моего же блага, но я же никого тогда слушать не хотел. После того как я ее избил, она от меня ушла. Вернулась в Лондон. Когда я завязал, мы снова сошлись. К тому моменту она уже была на восьмом месяце. Ни слова мне об этом не сказала. Я от этого подохренел, конечно. Потом мы еще где-то с год прожили вместе и снова разбежались — уже навсегда. Так, теперь по поводу твоего вопроса. Меня в Лос-Анджелесе много чего тревожило. Мне уже стукнул тридцатник, а вел я себя по-прежнему как шестнадцатилетний пацан. Я будто бы протух, понимаешь? Меня все задрало — и музыка, и мой имидж, и концерты с турне, и Рори… Я хотел, наконец, повзрослеть. Но не знал как.

Хог: Да кто ж это знает. Мы не взрослеем, а только притворяемся.

Скарр: Сейчас-то я это понимаю, а тогда нет. Я просто знал, что прежним Ти-Эс быть уже не желаю, но не мог понять, кем хочу стать. Поэтому я и бесился. Пил. Чуть не сторчался. Винил во всем фанатов — мол, это из-за них я не могу выйти за рамки имиджа. Виноваты были все — и Рори, и звукозаписывающая компания. Все — кроме меня самого.

Хог: Вы по-прежнему оставались в топах?

Скарр: Да, но наше время уходило. Шестидесятые кончились. Появлялись новые музыканты, новые коллективы с новым звучанием. «Электрик Лайт Окестра», «Генезис», «Иес», Боуи, «Рокси Мьюзик». Нас начали оттирать. Всех нас. Господи, Маккартни писал музыку для сраного «Джеймса Бонда»^[75]. Я считал, что Рори не дает мне расти. Рори считал, что я ему не даю расти. Мы перестали общаться. Со зла начали поливать друг друга грязью в прессе. Он обозвал меня свиньей и манипулятором. Я его — быдлом и хамом. В глубине души нам обоим было очень больно. Но мы не знали, что делать с этой болью, как себя вести правильно, по-взрослому, как полагается братьям. Вот мы и расстались. Он отправился в Италию. Записал свой сольник «Плохиш».