Книга Русский пасодобль, страница 106 – Алеся Кузнецова

Встреча с журналистами на пресс-конференции, которую они собрали вместе с Леной, имела эффект разорвавшейся бомбы. Поначалу даже Лена опасалась, как бы эта пресс-конференция не обернулась против самой Эстер. Но, когда в газетах и соцсетях стали появляться истории о том, как в безвыходной ситуации на помощь пришел Авакумов и строго настрого запретил об этом рассказывать, многие посчитали своим долгом дополнить свои страницы в соцсетях личными историями, в которых проступал совсем непривычный для большей части общества образ мецената и умного благородного человека, не любившего выставлять свои заслуги на всеобщее обозрения, но рачительно заботившегося о земле, на которой родился и о людях, которые там жили. Это было похоже на лавину благодарностей, на стихийное действие, где каждый кому когда-то за эти годы помог Андрей, считал своим долгом громко, во всеуслышание заявить о своем знакомстве с Авакумовым и рассказать историю его помощи. И таких людей были сотни. Федеральные каналы вышли с громкими новостями под заголовками о неожиданном повороте в деле об усадьбе Горчаковых и главном фигуранте истории Андрее Авакумове. Теперь идея Эстер сделать усадьбу центром культурной жизни уже не казалась такой нелепой, по крайней мере, последний год усадьба не раз появлялась в новостях и стала довольно известным местом. Но Инга и Лера по-прежнему сомневались, что люди из столицы захотят приехать на открытие в такую даль. Эстер за последние месяцы своей деятельности очень изменилась. В ней появилась какая-то мягкость и принятие жизни такой, какой она есть. Лера даже пошутила, что Эстер раньше была, как гранит, а теперь стала, как вода. Но от этого она не перестала сама принимать решения и не перестала быть сильной.

Накануне намеченного торжественного открытия усадьбы Эстер села за руль и выехала в Москву, где не была уже целый месяц. Прошлый раз она ехала на пресс-конференцию в столицу, словно затравленный зверь, которого загнали в угол и лишили жизни. Тогда Инга вспылила и сказала, что никто не сможет помочь Эстер, потому что она сама не понимает, в чем ее цель и куда она идет. А Лера долго и спокойно говорила с Эстер о том, что нужно идти за своим сердцем, даже если не знаешь, куда оно тебя приведет.

Звонки взволнованного Хосе Фернандеса не давали подругам спокойно поговорить и ужасно раздражали. Эстер и без того была на взводе, поэтому не выдержала и вспылила в разговоре с отцом, и выдала всю накопленную молчаливую злость, накопившуюся за годы его постоянного контроля, манипуляций и душившее Эстер ощущения несвободы, заставлявшее бежать все дальше и дальше от родного дома туда, где он не сможет заставить ее делать то, что хочет он. Но и на таком расстоянии отцу удавалось здорово ее контролировать и знать все, о чем она не хотела ему рассказывать. Лера тогда спросила, почему она не может поговорить с отцом спокойно, а Эстер взорвалась, что он не воспринимает ее как взрослую и по-прежнему считает неразумной маленькой девочкой, которая споткнется при первых же трудностях. Лера тогда нежно погладила свой живот и спокойно сказала:

– А ты не думаешь, что проблема не в нем и это не он считает тебя ребенком, а ты сама ведешь себя словно ребенок, каждый раз, когда вы общаететсь? И в ответ на твое поведение он, конечно, считает нужным защищать свою маленькую девочку, что абсолютно нормально для каждого отца.