Онлайн книга «Ведро, тряпка и немного криминала»
|
В последнее время начинаю всё чаще задумываться о «сотрудничестве со следствием» — но все упирается в маленькую проблемку. Я просто не знаю, где Гамлет. Следак оказался прав — судья определил мне чуть меньше десяти лет. За это время НИИ развалился, немногочисленные друзья отвернулись, а муж превратился в законченного алкоголика. И я не смогла ничего поделать — и всё потому, что оказалась не в силах ответить на один вопрос. А где же Гамлет? Никто не знает, куда он делся. Иногда я встречаюсь со старыми знакомыми, которые нет-нет да и спросят: А где же Гамлет? Мне остаётся только краснеть. Глаза начинает пощипывать, закрываю лицо руками и тихо всхлипываю. Да где же он?! — Пожалуйста, Борис Семёнович! Мне очень нужно… Да к чёрту этот аутотренинг! Дыхание перехватывает, что-то противно сжимается внутри, а слёзы текут Ниагарским водопадом. А всё из-за этого похищенного скелета! Приличные люди сидели за золото, деньги, наркотики, а я ненавижу этого Гамлета! Решительно вытираю слёзы, решив не позориться. Как говорится, задним умом… А вот фиг там! Текут и текут. — Бо-борис…С-Семёнович… — Марина, успокойтесь. По голосу слышно — директор поморщился. Похоже, решил не связываться со всякими истеричками. Наверно, у меня очень жалкий вид — сижу и давлюсь слезами, и все из-за какой-то ерунды. Подумаешь, неприятное воспоминание многолетней давности. Просто для меня это как иголка в стоге сена, которая ломает спину верблюду. Как странно устроена человеческая память — я совершенно спокойно вспоминаю и суд, и тюрьму, и страшно эмоциональную встречу со своим теперь уже бывшим мужем в первый день на свободе, а также другие малоприятные вещи. Но почему-то вот этот зеленоглазый следак, пожелтевшая бумага и исцарапанный стол стали символом ужаса, позора и отчаянья. Ну и, конечно же, Гамлет. Не знаю, кем этот скелет был при жизни, но точно какой-то сволочью. Это простая мысль почему-то помогает успокоиться: вытираю слёзы и мысленно радуюсь, что не крашусь. Сейчас-то, подумаешь, «личико» покраснело и глазки припухли, а губы напоминают вареники, но если б я была в макияже, наверно, легко бы прошла кастинг на главную роль в фильме ужасов — распугав своим видом остальных претендентов. Ну всё, это максимум. Если рыдания не помогут, придётся искать другие источники информации. Медленно восстанавливаю дыхание — изнутри ещё прорываются сдавленные всхлипывания. Поднимаю глаза на директора, который сидит за столом и бросает на меня странные взгляды — наверно, так смотрят на психбольных. Хорошо, что за телефоном не тянется. Кажется, всё, операцию с рыдающей Мариной пора сворачивать, а то пока-еще-любимый директор возьмёт и вызовет людей в белых халатах — они-то, наверно, привыкли успокаивать истеричек. — Простите… я… — встаю со стула, забираю свою «компенсацию» и изображаю виноватую улыбку. О новой работе можно подумать потом — да и вообще, какая мне разница, в каком здании мыть полы? Сейчас главное это расследование. Тут вовсе не обязательно зацикливаться на директоре. Уверена, в школе достаточно женщин, которые с удовольствием перескажут последние сплетни. К примеру, наш завуч — настолько я помню, она неплохо ко мне относится. Так, значит, дожидаюсь большой перемены и напрашиваюсь на чай. А с адресом и того проще. Контактные данные всех детишек записаны на последней странице классного журнала — схожу да возьму в учительской, делов-то. |