Книга Ведро, тряпка и немного криминала, страница 69 – Мария Самтенко

Я принимаю решение ныть, прислоняюсь спиной к двери и начинаю занудно рассказывать Людмиле про то, как тяжело жить с алкашом, который мало того что бьёт меня по поводу и без, да ещё и сочетает это с нытьём на тему, что начал пить из-за меня. В качестве доказательства демонстрирую шрам от вилки, но это её не пробирает. Вообще, этот шрам, кажется, действует исключительно на ментов.

Поэтому я возвращаюсь к началу и начинаю просвещать Людмилу о горькой жизни в тюрьме. Тут я планирую чуток приукрасить, благо, сравнить ей не с чем.

Но тут Людмила приходит в себя и пояснят своё «с какой стати». Оказывается, что она имела в виду не «с какой стати я буду вам что-то рассказывать», а с какой это стати я ищу преступников сама вместо того, чтобы доверить дело профессионалам.

Объясняю, что Галька была моей подругой, а гадкие менты не особо чешутся искать её убийцу и, похоже, вообще планируют закрыть дело за недоказанностью (Хучик, прости!). Литература понимающе кивает, и я снова прошу рассказать про скелет.

Мы возвращаемся в комнату с включеным светом и усаживаемся на ободранный диванчик с торчащими пружинами (а что, он вполне сочетается с разномастными обоями, кривым письменным столом, гнутой лампой на оном и тусклой «лампочкой Ильича», торчащей из белёного потолка безо всякого абажура), после чего Людмила толкает речь. Точнее, пытается:

— Валь говорил, что вы… вы..

На втором «вы» она запинается и поднимает наверх огромные, подчеркнутые косметикой нежно-наивные глаза.

— На «ты» тоже можно, — говорю я. — Я на такое не обижаюсь.

И, кстати, что это за «Валь»? Неужели товарищ Данилов? Какая-то женская кличка. Хотя не думаю, что кто-то, кроме меня, будет звать его «мерзкий физик».

— Валь всегда говорил, что ты полнейшая бездарность, — с некоторым облегчением продолжает Людмила. — И что твоё место всегда было у… у помойного ведра. С тряпкой. И нужно быть откровенным глупцом, чтобы… чтобы тебя повысить.

Лестно, ничего не скажешь. И образы какие художественные. Метафоры она, наверно, от себя добавляет. Едва ли суровый физик будет всерьёз говорить фразами из романов. Ну, я это про «полнейшую бездарность» и «место у ведра».

— …и мы были в таком шоке, когда узнали, что ты попала в больницу. А Валь ударился в жалость, звонил каждый день, узнавал, как ты там; а потом рассказал, что, может, если бы ты не стала уборщицей, на тебя бы никто не напал. А ведь могла и не стать, если бы он не украл тот скелет и не спрятал череп в твоих вещах…

Её речь прерывается всхлипом. И ведь не меня ей жалко, заразе, а своего драгоценного физика! И тот тоже хорош, гадёныш, через сколько там лет его совесть замучила?

По-видимому, желание расцарапать ему физиономию и выдергать волосы вплоть до бровей таки отражается на моём миролюбивом лице, потому, что Литература нервно вздрагивает и предлагает:

— Давай я схожу на кухню и сделаю чай.

А что, я почти согрелась, но от чего-нибудь горячего (но не горячительного!) не откажусь.

— Я только за.

Я поднимаюсь с дивана, и тут дорогая Литература начинает вести себя странно. Точнее, ещё более странно, потому что она и раньше не была образцом логики:

— Да ладно, сидите, — щебечет она. — Там холоднее, а вы замёрзли…

И это вроде бы верно, здесь греет воздух электрический обогреватель (я даже куртку сняла), а там ничего подобного, но с какой это стати такая забота?