Онлайн книга «Усадьба леди Анны»
|
Большая часть листов вернулась в потайной ящик, а в руках у него остался один, который он, желая отвлечься, начал перечитывать. Зачем ты шёл? К богатству? За азартом? Не так уж важно. Обратилось в чад Всё, что тобой поставлено на карту, И мнилось из триумфов и наград Достойнейшим… Вот только у реалий Особенность — вершить на свой манер: Ни почестей, ни славы, ни регалий. Твой приз — могильный холм, легионер.[19] Раньше оно казалось ему восхитительно-значительным, торжественным. Воин отдал жизнь не за победу и славу, а за честь служить Родине. Высокие чувства и красота слога! Сейчас он смотрел на знакомые стихи совсем по-другому и понимал: он, Максимилиан герцог Ангуленский и прочая, и прочая был слеп, не видя сути. Эти строки — совсем не о том. Скрипнула дверь, и не отрывая глаз от листа, Макс сказал: — Юнк, иди спать, я лягу позже. Не получив ответа, он недовольно положил бумагу на стол, поднял голову и увидел: в дверях, зябко кутаясь в меховой плащ, стоял отец. Глава 37 — …даже попытки не сделал, — король помолчал и, тяжело вздохнув, продолжил: — Нет, мальчик мой, я тебя не осуждаю. Сам по молодости разного успел натворить. Только ведь, сын, ошибки исправлять нужно. Для того Господь и дает нам время и силы. А шрам… Что шрам?! — он небрежным взмахом руки отмел попытку Максимилиана возразить. — Глупости одни это! Главное, что у тебя здесь, — король чуть раздраженно постучал пальцем по лбу герцога. — Каждому Господь ношу по силам дает. Раз тебе такая выпала, значит, сможешь нести, если не сдашься. Так что завтра бумаги я подпишу, и поезжай с Богом. А жене все же письмо напиши. Понял меня? Проводив отца, Макс вернулся в башню и в раздражении глотнул из кубка. Горячее вино давно остыло, и вкус показался особо противным. Напоминание о браке тоже радости не добавило. «Какой смысл в этом всем? Да еще и письмо… Что может эта эспанка понимать в жизни?! О чем я могу писать?! Молиться я ей не мешаю, денег выдал… Нет уж, нужно отцу — пусть сам пишет! Он этот брак устроил.». Еще около часа он вяло перебирал стихи, размышляя о даре, который Господь вложил в некоторых: «Ведь вот про Лейста Франкийского говорят, что пьяница и безбожник, а смотри-ка, как умеет! Как-будто в душу мне заглянул!» Строчки на листе бумаги, переписанные им самим в надежде издать сборник, гласили: Феникс Искромсав, растерев, и по-новой слепив воедино, Но уже без души, или с нею, но только на вдох, Прошептала на ухо, прощаясь, лихая година: Не ропщи, а ликуй, потому, что покуда не сдох. И ушла восвояси, следы затянула позёмка. Я стою на ветру и, пожалуй, не двинусь пока Что внутри, что снаружи царят пустота и потёмки — Да, я жив. Но живу ли, не ведаю наверняка. Мысль о требовании отца написать письмо эспанке раздражала, герцог все время возвращался к ней: «Что я могу ей написать?! О чем с ней говорить?!». Однако понимание, что он может сколько угодно возмущаться приказом короля, но пренебречь им не вправе, заставило герцога скрипнуть зубами и не откладывать неприятное дело в долгий ящик. «Письмо?! Ладно, будет вам письмо!» За окном уже серело небо, когда, недовольно морщась, герцог выводил на листе: «…всего хватает. Надеюсь также, что и прочие нужды ваши удовлетворены.». Немного подумав над текстом, он добавил: «Волею короля через день я отправляюсь в Северные земли. Потому с ответом можете не спешить: гонец не застанет меня в столице.». |