Книга Хозяйка замка Эдвенч, страница 32 – Полина Ром

Я еле поспевала за ним, поспешно утирая лицо платком. У выхода вцепилась в озябшую руку Барб, и мы вместе шагнули на свет, отчего глаза немедленно заслезились вновь.

-- Хватит рыдать, – послышался недовольный голос шатена.

-- Я не рыдаю, просто глаза от света отвыкли…

Слушать меня он не стал и зашагал в сторону невысокого одноэтажного здания. Как оказалось, там и оформляют документы на продажу. За столом сидел скучающий писарь или чиновник, который и фиксировал сделку.

Именно там мне, Барб и девице выдали плотные листы бумаги, где было написано, что такая-то продана с каперского захвата сроком на три года. Там же стояла дата сделки и большая квадратная печать.

Благо, что сперва оформляли девицу блондина – я поняла, что можно назвать любое имя, никто не проверяет ничего. Да и как бы проверили-то? Второй шла Барб и я узнала, что полное ее имя – Барбара Тюрен. У меня было время подумать и я назвалась Элизой Дюран.

Это была самая французистая фамилия, которую мне удалось вспомнить. Больше всего этот мир и названиями стран, и именами напоминал мне какое-то параллельное средневековье. Поскольку никто не удивился фамилии, то я поняла, что попала в точку.

За все это шатен и блондин заплатили еще некоторую сумму – налог или что-то вроде того. Больше всего меня порадовало то, что я легко смогла прочитать ровные и крупные буквы, выведенные чиновником.

Осталось подождать три года, и когда доработаю до конца срока, я получу вместо этого долгового листа местный паспорт.

Если доживу. На улице не просто ветрено, а весьма прохладно, под ногами замерзла вода. Было, я думаю, минус один-два градуса. На всех нас, пиратских пленницах, слишком легкая одежда: мы дружно ежились и ознобно стучали зубами.

Шатен недовольно посмотрел на нас и повернулся к блондину:

-- Не довезем.

Тот согласно кивнул головой и тоже поморщился.

-- Рик, -- шатен посмотрел на одного из сопровождающих, – отведи их к телегам и побудь с ними.

Звали шатена, кстати, Генрих Хоггер, барон. Так написано в моей бумаге.

Солдат отвел нас троих за ворота рынка, к нескольким стоящим рядом телегам, помог забраться и накрыл сверху прямо с головой здоровым куском плотной ткани. Получилось что-то вроде палатки, где мы оказались сидящими нос к носу. Первое время дружно стучали зубами и растирали озябшие руки. Я еще успела развязать свой узелок и спрятать там документ. А потом постепенно мы согрелись, и сидеть стало совсем уж скучно.

В полумраке импровизированной палатки соседка наша казалась совсем молоденькой -- вряд ли ей больше двадцати. Милый курносый носик, пухленькие губки, кокетливые завитки волос у висков. Даже чепчик она носит не так, как я, а сдвинув на затылок – ей идет. Барб принялась за нашу соседку.

-- Как зовут-то, милая?

-- Милли.

-- Ну, а меня Барб кличут, а она вот – Элиза.

Я в беседу не вмешивалась, а девушка охотно болтала с Барб. Плыла она на судне в качестве горничной пожилой дамы, возвращающейся домой, в Англитанию. За хозяйку ее выкуп заплатили в первом же порту – она туда и направлялась, а вот служанок своих мадам решила не выкупать: дешевле нанять новых. Так что и лакеев, и вторую горничную продали, а ее, Милли, берегли до самого Вольнорка.

-- Это нам еще повезло, что каперам больше эти самые ихние бумаги на разбой велено не выдавать. А то бы сейчас скупщики здесь топталися. Кто знает, как бы там обернулося…